Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

Он ожидал, что госпожа его поддержит и тут же придумает какой-то план или, на крайний случай, предоставит ему действовать по собственному усмотрению, но она только задрожала и, обхватив себя руками, низко опустила голову — как человек, который смиренно принимает очередной удар судьбы.

— Всё это очень плохо, — растерянно пробормотала она. — Но раз уж так произошло, мы не можем заставить Хайнэ вернуться домой.

— Но госпожа, ведь вы же сами говорили, что ему может угрожать опасность со стороны принцессы! — не смог сдержать эмоций Хатори.

— Если мы в открытую пойдём против её воли, то будет ещё хуже! — возразила Ниси, глядя на него с какой-то мольбой во взгляде. — Я боюсь, что мы можем навредить Хайнэ, если попытаемся что-то предпринять. Прошу тебя, ничего не делай.

И Хатори оставалось только смириться, потому что не подчиниться приказу госпожи он не мог.

Но всё же, поднимаясь наверх, он кипел от негодования: как это возможно, сидеть и бездействовать, ждать, что дальше преподнесёт судьба, ничего не делать?

Быстро и довольно небрежно расстелив свою постель на полу, он забрался под одеяло, даже не раздеваясь, и лёг на спину.

Из-за приоткрытой балконной двери веяло ночной прохладой, и ей довольно быстро удалось остудить сначала разгорячённое лицо Хатори, а потом и жар эмоций в его груди.

Гнев сменило какое-то опустошение.

Он уговорил Хайнэ поехать в столицу, потому что хотел, чтобы брат больше выезжал из дома — затворничество было ему явно не на пользу. Книжки — это, конечно, хорошо, но ему стоило повидать мир, стоило больше общаться с людьми и перестать, наконец, стесняться своей болезни. А теперь получилось, что он снова заперт, но не дома, а во дворце, в окружении враждебно настроенных людей, один… без него.

Глубоко вздохнув, Хатори повернул голову и посмотрел туда, где на протяжении предыдущих нескольких недель расстилал постель Хайнэ. На полу всё ещё лежали несколько листов бумаги, которые брат разбросал по комнате впопыхах перед отъездом, а слуги так и не удосужились собрать; в приоткрытых дверях шкафа ярко полыхала цветная ткань многочисленных нарядов.

Внезапно Хатори стало ещё хуже, чем было до этого, хотя на сей раз дело было не в злости.

В чём именно — он сам не знал, но сердце его грызла остервенелая тоска.

Он не в первый раз ночевал в комнате один — такое бывало и раньше, когда он отвозил в Аста Энур рукописи Хайнэ.

Это не могло быть причиной тоски — так, по крайней мере, решил он сам и, расслабившись, закрыл глаза.

Проснулся он поздно, чуть ли не впервые в жизни проспав завтрак и открыв глаза уже после того, как солнце проделало по небосклону, по крайней мере, четверть своего пути.

«Вот и отлично, — подумал Хатори, прищурившись. — Наконец-то я смогу заняться чем-то своим».

Сколько раз он думал об этом — что хорошо бы прогуляться в одиночестве по утреннему лесу, посидеть у огня, искупаться в озере, отправиться в город, наконец! Но в большинстве случаев отказывал себе в своих желаниях, потому что нужно было помочь Хайнэ одеться, потому что Хайнэ не хотел, чтобы он уезжал куда-то без него, потому что Хайнэ боялся открытого огня, и так далее.

Теперь всех этих препятствий не существовало.

Госпожа, конечно же, разрешила ему делать всё, что он захочет, и Хатори снова отправился в Нижний Город, но, как и в прошлый раз, когда он поссорился с Хайнэ, это не принесло ему особого удовольствия.

Вернувшись, он получил письмо от брата, где тот на шести страницах изливал свои восторги по поводу Онхонто, который отныне был ему лучшим другом, братом и господином одновременно. Самый ласковый, самый красивый, самый понимающий.

«Он нашёл то, что хотел, и стал счастлив», — подумал Хатори и, отложив письмо, уставился в потолок.

Потом, преодолев себя, черкнул в ответ пару строчек и лёг спать.

Наутро он снова проснулся рано.

«Я просто-напросто слуга, в этом вся причина, — подумал он, стиснув зубы. — Господский образ жизни не для меня».

И решительно взялся за дело — переоделся в старую одежду, подвязал волосы лентой, спустился вниз и заявил госпоже, что хочет поработать в саду.

Та широко раскрыла глаза от изумления и попыталась было отговорить его, но Хатори настоял на своём.

В конечном итоге он оказался прав — проработав пару часов под неожиданно жарким для Второго Месяца Ветра солнцем, с ног до головы облившись потом и перепачкавшись в земле, он начисто позабыл о тоске и о скуке.

Только один раз, взглянув на тёмно-розовые ветви дерева абагаман, он вспомнил о том, как смотрел на его недолгое цветение вместе с Хайнэ, и как ещё раньше, много лет назад, сажал с Иннин семена в горшок.

Теперь рядом с ним не было ни его, ни её…

Но это, право же, совсем не было поводом для расстройства.

К исходу четвёртого дня, проведённого под палящим солнцем с мотыгой и граблями в руках, Хатори окончательно вернул себе утраченное было душевное равновесие, которое не нарушило даже второе письмо от Хайнэ, и на этот раз прогулка по Нижнему Городу, которой он вознаградил себя за работу, оказалась весьма приятной.