— Бесспорно, такая постановка вопроса закономерна, — сказал Хаас. — Мы не скрываем, что наша организация, занимаясь распространением евангелизма, привносит в свою деятельность также элементы политики. Следовательно, при определенной подготовке миссионера он будет выходить и на орбиту идеологической борьбы.
Клейтон переключил внимание на Хааса, который, как ему показалось, лучше разбирался в интересующих его вопросах.
— Кроме чисто идеологических акций, он при определенной подготовке, как вы правильно заметили, должен будет суметь выполнить и некоторые другие функции агентурного характера. В этом случае нам с вами по пути. Однако не ждите, что мы будем предлагать вам своих людей. У вас, не сомневаюсь, есть свои кандидатуры.
— Да, бесспорно. Мы давно присматриваемся к воспитанникам Библейской школы. Там есть некоторые весьма подходящие молодые люди. И они проходят специальную подготовку. Из их числа можно выделить одного молодого человека для ближайших акций. Насколько я в нем разобрался, ему не нужно вбивать в голову того, что другим. Он с детства воспитан в нужных нам традициях. Кстати, он длительное время обучался в Бернском филиале школы Галоад[8]. Уверен, он вам понравится. Умен, хороший спортсмен, воздержан. Его родители — выходцы из России. В совершенстве владеет родным языком. — Ободренный вниманием, с которым Клейтон его слушал, Хаас заключил: — Подходящий материал со всех точек зрения. Если он получит еще и ваши инструкции… — Хаас позволил себе широко улыбнуться.
— Отрадно слышать. Значит, будет с кем начинать дело. Но это всего один человек…
— «Великое дело — начало», — говорят русские. Подберем и других. Мы, между прочим, располагаем своим, довольно обширным досье на служащих коммунистических посольств и торговых представителей как в Скандинавии, так и в Европе вообще. Много подсобного материала на эмигрантов из советской Прибалтики. Он в вашем распоряжении.
— Джентльмены, с каждой минутой я все больше и больше проникаюсь уважением к вашей «миссии» и ее руководителям. Надеюсь в недалеком будущем изучить ее деятельность основательнее. Когда мы сможем встретиться снова?
— Собственно говоря, знакомство с вами, мистер Клейтон, было последним пунктом нашего пребывания в Штатах. Завтра мы намерены улететь домой, в Европу.
— Прекрасно. А я примерно через неделю постараюсь наведаться в Стокгольм. О том, кто я и кого представляю, кроме вас двоих, никто знать не должен. Перед вашими коллегами я предстану в качестве доктора социологии отделения «Руссикум», что соответствует действительности. И с этого момента я для вас и для всех Джон Браун.
Собеседники Клейтона дружно закивали.
— Итак, говоря дипломатическим языком, высокие договаривающиеся стороны пришли к обоюдному согласию. А потому предлагаю виски. — Поколдовав над бокалами, Клейтон потер ладонью о ладонь. — Мне помнится, в Библии говорится: «Время собирать камни и время бросать их». Не так ли?
— Не совсем… В книге пророка Екклезиаста сказано: «Время разбрасывать камни и время собирать камни, время обнимать и время уклоняться от объятий». — Хаас потупил взор.
— Прихвастнуть своими знаниями не удалось. Тогда скажем проще: за альянс бога и черта!
Святые братья согнали с лица постное выражение и подняли бокалы.
Глава III
Звонок телефона застал Вадима Петровича уже в постели. Он нехотя снял трубку. Его спросили по имени и отчеству, а потом прозвучала кличка, которую он не слышал более тридцати лет, — «Купец».
Он не сопротивлялся и принял предложение о встрече безропотно. Когда разговор закончился, почувствовал себя вдруг разбитым и старым.
Значит, не забыли. Нашли. А он уж считал, что его больше не потревожат. Ну, в самом деле, казалось ему, кому он нужен в своем теперешнем состоянии? И профессия — полотер. Простая, тихая и спокойная. Хотя деньги дает приличные, особенно когда подработаешь частным порядком у постоянной уже клиентуры. И вот «на тебе, отыскало его прошлое.
Первый раз это произошло около года назад, вскоре после смерти жены. Он здорово перетрусил. В квартиру позвонили. Он открыл дверь. Перед ним стояла хорошо одетая женщина лет сорока. Спросила, нельзя ли ей повидать Татьяну Тихоновну. Вадим Петрович уловил в ее говоре иностранный акцент. Сразу не ответил, а пригласил в комнату, предложил стул и лишь тогда рассказал о постигшей его невосполнимой утрате.
Женщина, назвавшись Тамарой Павловной, искренне, как показалось Вадиму Петровичу, посочувствовала его горю и, к великому удивлению Вадима Петровича, повела речь о душе Татьяны Тихоновны, много выстрадавшей в свое время. Она вполне серьезно заявила, что душа рабы божьей Татьяны теперь находится не иначе как в раю и ей приятно, что супруг с истинно христианской любовью вспоминает о ней.