Пророк (СИ)

Она не отвечала: то ли устала, то ли уснула, то ли и вовсе лишилась чувств.

— Нам ведь не придётся тоже, ну как ей?.. — зашептала Торми. — Это страшно.

— Не думаю. Мне в прошлый раз плохо не было, — неуверенно повела плечами я.

Плохо было не телесно — душу будто когтями исполосовали, правда, сейчас я бы с радостью пережила всё снова, лишь бы услышать Безликого, узнать, что мы на правильном пути. Брат мой, Ветер, подай хоть какой-то знак! Но тот лишь молча перебирал мои волосы.

Торми вздохнула:

— Сбежать бы из этого дурятника.

Жерард укутал Джурию в плащ, и нам тоже передал по одному. Пустыня-не пустыня, а ночной холод и здесь зимой пронимал.

Джурия выздоравливала почти так же долго, как и я после казни. Она плохо помнила, что произошло накануне: ни своих слов, ни ощущений описать не могла. Жерард неусыпно ухаживал за ней. Наши занятия отложили, освободив много времени.

Глава 23. Единоверческий проповедник

Я прогуливалась вдоль разбитой набережной Нижнего в одиночестве. Увядающее запустение навевало таинственные мысли о бренности бытия. Серые и удушливые тучи сливались с каменным крошевом, обшарпанными покосившимися стенами домов. Накрапывал мелкий дождь, ветер пробирался под плащ и продирал холодом. Галдели неприхотливые утки. Они свободны лететь куда глаза глядят, но всё же преданно дрейфуют по вонючим водам обмелевшей реки. Почему?

— Лайсве! — окликнул знакомый голос.

Сама не приду — всё равно разыщут!

Хлоя бежала ко мне из прохода между домов. Она превзошла саму себя: её накидка состояла из лент и лоскутов всех мыслимых и немыслимых оттенков. Волосы украшали огромные блестящие и в то же время щербатые заколки. Мочки оттягивали серёжки-гроздья, почерневшие, с выпавшими стекляшками. Однажды мне уже приходилось лечить её гниющие уши, но Хлоя упорно не желала слушать, что носить надо только чистое и своё.

И куда так принарядилась?

— Айда на новую забаву! — Хлоя схватила меня за руку и потянула за собой.

Мы почти бежали. Воодушевление окатывало волной. Что за забава могла так раззадорить эту пресыщенную девчонку?

— Скорее, будет обалдеть — обещаю! — подгоняла она.

Надо же, и вправду обо мне думала, а не о собственных играх?

Разлетались брызги из луж, пачкая полы одежды. Башмаки промокали, вода просачивалась сквозь подошву, пальцы стыли. Мы неслись косыми переулками, узкими тёмными улицами. Я узнавала мёртвые остовы домов даже сквозь пелену дождя. За широким арочным проходом скрывалась площадь с разбитым фонтаном. Тут снова собралась толпа. Пахло мокрыми камнями и одеждой. Люди кутались в плащи, с нетерпением глядя в центр площади. Мы протиснулись вперёд: я — извиняясь перед всеми, Хлоя — внаглую расталкивая их локтями.

Свозь стук капель пробивалась музыка, едва слышная, но затмевающая все остальные звуки. Я ещё не видела фонтан глазами, но перед внутренним взором рисовалась уже вязь каменной лозы, вспыхивала бледно-голубыми огнями, цветы камнеломки источали дурманный аромат, похожий на запах ландышей. Мостовая пульсировала, словно площадь дышала, напитываясь то ли дождём, то ли судорожным дыханием мёрзнущих людей, то ли голосом того, кто вещал с высокого бортика.

Наваждение пропало, как только я увидела его. Худощавый мужчина, даже хрупкий, с мягкими мелкими чертами. Выдубленное лицо, морщины в уголках рта и на лбу. Тёплые глаза цвета гречишного мёда смотрели не по-детски серьёзно, но курчавые каштановые волосы всё равно заставляли его выглядеть мальчишкой. Грубый серый балахон, подпоясанный верёвкой, висел мешком. На шее болтался амулет, сплетённый из ивовых веток: круг с четырёхконечной звездой внутри. Память подкинула почти истлевший образ: перекошенное яростью лицо единоверца Лирия, блеснувшее в закатных лучах лезвие и кровь Айки на моих ладонях.

Паника сдавила грудь. Я схватила Хлою за руку, попятилась и наткнулась спиной на кого-то из толпы. В ухо неразборчиво выругались и толкнули обратно. Шум привлёк внимание единоверца. Дружелюбный взгляд подбодрил. Не чувствовалось в нём злобы или враждебности, даже страха не было. Я замерла, с настороженностью ожидая, что будет дальше.

— Начнём, пожалуй, — единоверец хлопнул в ладоши. — Кто хотел, уже пришёл. Кто опоздал — подтянется позже и переспросит у остальных, да?

Толпа невнятно замычала. Единоверец продолжил: