Пророк (СИ)

— Отнюдь. Всегда есть варианты будущего, которые заканчиваются скверно, и сейчас их, как никогда, много. Но есть шанс, что всё уладится, пускай и мизерный.

— Так зачем ты пришёл?

— Поучаствовать в балагане, — он усмехнулся, украдкой поглядывая на Гэвина. — Надо же высказать всё, что наболело, пока за меня это не сделали другие, — Безликий указал на торчавший у меня из-за пазухи лист с речью Жерарда.

— И каково тебе? Ну, видеть, во что превратился твой орден?

Безликий ссутулился:

— У каждой вещи есть начало и конец. В детстве мой отец казался мне вечным, но и ему пришлось уйти за грань, чтобы уступить место новому.

— Тебе?

Он молчал.

— Сейчас такое время — всё подходит к концу: отцветает, увядает и опадает, оставляя голый остов. На пороге эпоха затяжной зимы, которая укроет прах — истерзанные тела, разорённые селения, израненную землю — толстым снежным покровом, пока жизнь не наберётся сил, чтобы возродить мир заново. Сделать сейчас можно лишь одно — посеять семена, которые в нужную пору дадут сильные всходы.

Его слова звучали так же туманно, как речи Джурии и Торми.

— Я постараюсь обойтись без пространных метафор и высших материй, — усмехнулся он.

— Предаст родная кровь родную кровь. Последним злодеянием ляжет гора мертвецов, и подымится посреди той горы единственный уцелевший — Разрушитель. Примет он белый плащ палача, и карающий меч его распалит пожар, что очистит землю от виновных и безвинных разом. Возродятся посреди тех пепелищ младые боги. Содрогнётся твердь от их поступи, и наполнятся реки кровью. Их будет пятеро: последний отпрыск побочной ветви священного рода, что не должен жить. Величайший герой, что должен умереть. Отверженный сын отверженного, что должен выжить, чтобы жили другие. Последний из видящих, что должен выбрать между тенью и светом. Мечтающий о любви, что должен отдаться ненависти и пробудить древнее проклятье. И проснётся во льдах Небесный Повелитель, на спасение или на погибель. Когда соберутся вместе все пятеро, наступит последний час этого мира. Час Возрождения!

— Ну, шуметь мы будем явно не громче, чем вы здесь, — съязвил Безликий.

Торми в последний раз воскликнула что-то невразумительное и лишилась чувств. Жерард подхватил её до того, как она упала бы на пол. Подбежали Кнут и Кьел и унесли её. Большой Совет, высокие лорды и маршалы, громко роптали. Убедить их оказалось куда сложнее, чем легковерную толпу, которая велась на драматические эффекты в духе театра Одилона. Жерард поднял на меня хмурый взгляд и подозвал рукой. Я послушно встала.

— Только помните — вы клялись, — донёсся глухой шёпот Гэвина.

— Не беспокойся ни о чём, тебе вредно, — Безликий поднялся следом и положил мне руку на плечо. — Говорить буду я, и ответственность за каждое слово — тоже на мне.

— Я не боюсь. Больше — нет, — я сжала его пальцы.

Держась за руки, мы спустились на арену. Люди, мимо которых мы проходили, оборачивались и пристально вглядывались, будто хотели увидеть того, кому я так загадочно улыбаюсь.

— У тебя щёки горят и глаза сияют. Что-то случилось? — спросил Жерард, как только мы поравнялись.

— Он со мной! — ликуя, объявила я. — Он будет говорить сам. Без обмана. Разве вы не рады?

Я всучила ему скомканный листок с речью, Безликий одарил недобрым взглядом. Похоже, мне передавалось его презрение, и я спутала его со своими чувствами. Все эти странные речи! Насколько же сильна наша связь?

— Рад, что он вылез из своей раковины, — Жерард улыбнулся, обнажив ровный ряд белых зубов, и кивнул. — Пускай говорит. А потом мы тоже… поговорим… все вместе. Это будет очень длинный и поучительный разговор.

Он удалился с помоста. Я подошла к кафедре. Безликий положил руку мне на плечо. Сквозь его пальцы потекла живительная сила, совсем непохожая на ледяное вторжение, как было раньше. Тело наполнилось лёгкостью, я словно воспарила над миром. Вместо страха безмятежная полудрёма, в которой я наблюдала театральное представление, но не участвовала в нём сама. За кафедрой стоял один Безликий, опираясь на неё жилистыми мужскими руками, выглядывающими из прорезей холщового балахона. Обводил толпу пристальным взглядом, захватывая внимание каждого. Они перестали дышать, заворожённые мерцанием нечеловеческой синевы его глаз.