Пророк (СИ)

Таяла свеча, хрупкий лепесток пламени трепетал, отбрасывая тени на разложенную на столе карту. Рядом донесения, отчёты. Сколько человек осталось, сколько из них умеет держать в руках что-нибудь более действенное, чем вилы и лопаты. Только здесь Теодор позволял себе предаваться унынию, чтобы другие, не приведи… Единый, да, теперь только Единый мог спасти их… не видели, что даже он потерял надежду.

Теодор опрокинул в себя кружку вина, вторую, пока не опустел кувшин — недопустимое расточительство. Нужно попросить ещё.

Снаружи доносился встревоженный шум: шаги, голоса, бряцанье оружия. Теодор подскочил и достал меч из ножен. Враг уже здесь?

Отвернулся полог. Потянуло дурманным запахом пустыни, удушливым, плавящим мозги. Взметнулось пламя свечи, тени заплясали как шальные. Стихло всё, наполнилось стрекотом цикад и пиликаньем расстроенной скрипки. Теодор выронил меч, зажал уши и зажмурился. Пот под рубахой. Жарко, словно он снова горит, и пахнет повсюду — кровью. Нет-нет, не поддаваться безумию раньше срока!

— Ваше Величество, к вам вестники с севера, — наваждение пропало, послышался ровный голос помощника Джиджи. — Говорят, у них есть сведения о планах Сумеречников.

Теодор напрягся. Залип в паутине, как муха. Выбраться!

— Почему пропустили? Это наверняка лазутчики!

— Мы не лазутчики, — послышался скрипучий, будто выжженный зноем голос.

Из-за спины Джиджи вышли два странника в заношенных холщовых балахонах. Помощник застыл, словно статуя, которую лишили управляющей ею воли.

— Стража! — закричал Теодор, отшатнувшись. Так же бессильно кричал Император. Никто не откликнулся, не издал даже звука. Теодор оттянул ставший тесным ворот рубахи и уставился в глаза крадущейся смерти. Палачей!

Странники скинули капюшоны, открыв обожжённые, обветренные до костей, измождённые лица. Только глаза — один голубой, другой зелёный — горели колдовским огнём.

— Не бойся, убийца Фальке, мы на твоей стороне, — заговорил старший из них.

— В-вы С-сумеречники, — с трудом выдохнул он, борясь с дрожью.

Никогда не боялся ни колдовства, ни расправ над бунтовщиками, ни тем более россказней. Теперь же впервые стало страшно, будто все кошмары воплотились в жизнь, прозрели глаза к тому, чего обычным людям видеть не стоило. Не поймёшь ты, не признаёшь, пока оно не взойдёт на порог твоего дома. После встречи с ним не выживешь, чтобы кому-то рассказать. Истину.

— Были ими. Но прозрели, как ты сейчас. Услышали глас бога истинного, вашего бога. Мы его божественные посланники, те самые, о которых бают ваши проповедники. Мы явились, чтобы привести в мир нашего бога. Ты нам поможешь, — они окружали, как шакалы, отрезая пути к отступлению.

— Я не верю!

— Главное, что остальные верят, — так же спокойно ответил второй странник. — Просто скажи, чего желаешь. Нам всё подвластно.

Мигнула свеча, заплакала струйкой воска, истлел фитиль, и даже дыма не было видно в кромешной тьме.

— Я желаю… желаю… чтобы моя Империя победила!

— Дай срок. Священная Империя будет жить, — они приблизились вплотную и положили ладони ему на голову. — Долгих лет Императору-убийце Теодору Фальке!

Из их пальцев выстреливали голубые и чёрные нити, пеленали в плотный кокон, врастали под кожу, струились по жилам, в дыхании они, в глазах, в ушах. Ты уже не ты, а их марионетка. Последнее, что можешь — разинуть рот в немом крике. В первый и последний раз.

Не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле.

***

Для них поставили отдельный шатёр, накормили так, как не кормили с момента воплощения в этом треклятом мире. Они могли и без людской пищи, и даже без воды, подпитывать бренные тела своей тенью. Но всему есть предел. Не хотелось бы потерять с таким трудом доставшихся носителей и не обрести новых. Без реального воплощения ты ничто. Уж кому, как не Предвестникам невоплощённого Мрака, об этом знать?

Люди суетились, вести разлетались с ошеломляющей скоростью, воодушевлённый гам не стихал. С этими проще, легко подтолкнуть внушением или чёрной жаждой. Они не как те треклятые слуги Безликого, они не верят и верят одновременно, смотрят и не видят того, что у них перед глазами. Они все хотят одного и того же: выжить и воплотиться. И нет рядом Синеглазого, того, кто рвёт путы и разбивает слова в прах. Они сами уничтожили своих защитников. Сами позвали новых, совершенных. Не все для одного, а всё для всех — для высших целей. Для другого более правильного и справедливого мира.

— Именем Единого, кто вы?! — ворвался к ним старец в балахоне. Лёгкий нырок в голову. А! Главный проповедник, слепой пастух слепых баранов.

— Мы его божественные посланники. Разве до вас не доходила весть?

— Вы Сумеречники! Нечистые!