Пророк

— Присаживайтесь, Гоюн. Вы, наверное, хотели поговорить?

— И поговорить тоже, — он опустился на соседний лежак.

— Хотите коктейль?

— Нет, спасибо.

Жестом я велел девушкам удалиться. Гоюн проводил их долгим взглядом.

— Хороши, — протянул он. — Особенно вон та, с цветком в волосах.

— Нет ничего невозможного в этом мире, — улыбнулся я.

— В газетах, публиковавших интервью, было написано, что вы ушли от мира, — напомнил Гоюн.

— Разве не так? — удивился я.

— Во всяком случае, мирские утехи вам по-прежнему не чужды.

— Конечно. Стоит ли отказываться от удовольствий, если они не мешают работе?

— Работе? Чем же вы заняты?

— Самопознанием. Самая увлекательная работа на свете. Ради нее стоит покинуть мир.

— Ах вот оно что! А вы, кажется, совсем не удивились моему появлению, — мне показалось, что в голосе Гоюна проскочила нотка обиды. — И даже не спрашиваете, как я прошел мимо охраны.

— Нет ничего невозможного в этом мире, — повторил я.

— И то верно, — согласился Гоюн. — Вы, конечно, понимаете, что погиб один из двойников, которыми я обзавелся, вступая в эту игру. Такие, как вы и я, не очень любят подставляться.

— С чего это вы меня в свою компанию записали?

— У нас много общего, князь. Вот ваше затворничество, например: не уход ли это с линии огня? Всяко лучше попивать коктейль на Таити, в окружении полуголых красавиц, чем мыкаться при дворе правителя.

— Разумеется.

— Разумеется! — фыркнул Гоюн. — Какой правитель позволит пророку оставаться при дворе надолго? И какой император будет терпеть рядом с собой человека, который принудил его к нежеланным решениям? Ведь вы заставили императора отказаться и от авторитарной власти, и от имперской политики. Лучше удалиться в добровольную опалу, чем дожидаться государевой, не так ли? — глаза Гоюна впились в меня с отчаянной силой.

— Все мы не без греха, — отмахнулся я. — Кстати, а ведь император Поднебесной тоже неспроста решился на самоубийственную войну. Кто-то на него надавил, а, Гоюн?

— Да, вы были сильным противником, — мечтательно произнес Гоюн. — Помню наш поединок в день объявления войны. Вы хорошо сопротивлялись. Я и после искал с вами встречи, но вы словно отгородились стеной.

— Я сделал с помощью этой силы то, что должен был сделать, и не собирался ею злоупотреблять, — ответил я. — С того дня я ограничил свою роль службой верноподданного Государя Всероссийского.

— Хотели остаться обычным человеком? А зря, — причмокнул Гоюн. — Поверьте, не получится. Я пытался. Вы зависли между двумя мирами: земной переросли, и он вас отторг, а в высший не идете, боитесь. А я так думаю, если есть возможность перевернуть здесь все вверх дном, почему бы не поразвлечься?

— Я ничего не боюсь. Но я не желаю никому вреда. И уж тем более мне не пришло бы в голову нести в мир хаос только для того, чтобы стать значительнее и богаче.

— Значительнее и богаче — тоже неплохо, — лучезарно улыбнулся он. — Если уж оказались в этой песочнице, то и играть надо по ее правилам. Кроме того, почему вы решили, что я хотел только богатства и власти? Может, я хотел заставить людей мыслить, работать, совершенствоваться. Вы же знали об этом.

— Знал. Но я не считаю, что мы вправе вторгаться в чужие судьбы.

— Мы — это кто? Люди? Возможно. Но вы-то, в отличие от людей, видите на сотню лет вперед. И почему, как высшее существо, вы не имеете права наставлять низших? Ведь воспитывают же люди неразумных детей? Тогда почему пророк не может воспитывать непросветленного? Какая разница?

— И чего вы добились своим воспитанием? Китай, ваша родина, лежит в руинах, секта «Небесного предела» и ваше учение везде запрещены, сами вы в бегах.

— Это как сказать. Да, Поднебесная проиграла. Но в поражениях — корни наших будущих побед. Бюрократическая машина, душившая страну, разломана, сословные границы размыты. Скоро из праха всего этого восстанет новый Китай, и этот Китай пойдет вперед семимильными шагами. Россия выиграла войну, но она отказалась от имперской идеи. Скоро в Северной Америке и Западной Европе сформируется еще два мощных центра силы, не менее значимых, чем ЕАС, и их конкуренция изрядно послужит развитию человечества. Ну и, наконец, я создал нового пророка. Думаете, открылось бы вам сокрытое, не лиши я вас собственности и не пропусти через плен в своем имении? Человек учится взлетать, только когда оказывается окружен непреодолимыми препятствиями. А ведь их кто-то должен создать. По-моему, получилось неплохо.

— Но ведь вы не это хотели.