Пророк

— Гоюну безразлично человечество. Когда-то он, может быть, и мечтал об общем благе, но теперь люди для него — ничто. Он даже не ненавидит их. Он играет с человечеством, словно с набором солдатиков.

— Ты понял это после того, как тебя похитили?

— Нет, позже. После штурма, когда увидел, скольких людей он обрек на верную смерть. В нем нет человеколюбия, а значит, ему безразлично, что станет с человечеством. А ведь вначале я этого не понимал.

— Поэтому так долго не решался выступить против него?

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Чувствую, — она почему-то виновато улыбнулась.

Теперь уже настала моя очередь удивляться ее «видению».

— Да, я не знал, нужно ли бороться с ним. Вначале мне показалось, что он действительно может изменить мир к лучшему.

— А после штурма решил бороться с ним?

— Не сразу.

— Почему?

— Потому что здесь уже, в Гатчине, я увидел, к каким бедам может привести поражение Гоюна.

— Как это?! — на лице Юли отразилось неподдельное изумление.

— Если мы предотвратим кризис, который готовит Гоюн, то лишь отложим глобальный взрыв, — вздохнул я. — В мире, где есть неравенство, обман и вражда, раньше или позже всегда наступает хаос, а бомба для него уже заложена, и сидит на ней Гоюн. Но понимаешь, ни помогать Гоюну взрывать наш мир сейчас, ни содействовать нашим министрам удлинять ее фитиль я не готов.

— И что же ты решил?

— Стать посмешищем и в тридесятый раз сказать взрослым и умным людям элементарные и очень банальные вещи, — я посмотрел на часы. — Прости меня, Юлечка, время не ждет. Я так на пять минут опоздаю.

Глава 24 СОВЕЩАНИЕ

Когда я вошел в зал для совещаний, все приглашенные уже заняли свои места за столом и тихо переговаривались. Шебаршин спокойно перебирал листки в своей папке, Нессельроде сидел, насупившись, и недовольно косился на собравшихся, Васильчиков что-то быстро излагал Вольскому, который внимательно слушал его, сложив руки домиком. Государь — он так и не сменил парадный мундир после «кавказской» церемонии — повернулся ко мне.

— Ну вот, наконец-то и князь, — недовольно проворчал он.

— Прошу простить меня, господа, — я поклонился. — Не уследил за временем.

Государь понимающе улыбнулся и спросил:

— Не тяготит ли вашу невесту вынужденное заточение?

— Ваше величество, Юлия Тимофеевна считает за честь быть вашей гостьей.

На лицах собравшихся появилось отсутствующее выражение. Известие о моей помолвке с Юлей вызвало много пересудов. Не то чтобы браки между дворянами и разночинцами были редкостью, но все же свадьба между князем Юсуповым и простой студенткой из мещанской семьи была событием выдающимся. Кто-то говорил: седина, мол, в бороду — бес в ребро. Кто-то намекал, что теперь, оставшись не у дел, я решил уйти в политику, а чтобы снискать популярность в народе, пошел под венец с простолюдинкой. Правые кричали о размывании устоев, левые — о барской прихоти очередного княжеского выродка. Монархисты выли по поводу забвения благородных корней, демократы возмущались тем, что князь по-прежнему отбирает себе женщин, как дворню на базаре. Бульварные газетчики наперебой обсуждали женские достоинства Юли, неизменно выдавая нечто вроде: «Ни рожи, ни кожи», очевидно, из зависти к жизненному успеху простой девушки из провинции. Свет негодовал о падении благородного сословия, наверное, завидуя мне, решившемуся наплевать на условности высшего общества. Мысль о том, что брак был просто следствием нашей любви, кажется, не приходила в голову никому. Даже в том узком гатчинском кругу, где я вращался сейчас, чувствовалось отчуждение и непонимание, и лишь государь неизменно давал понять, что если и не одобряет такой поступок князя Юсупова, то считает его вполне допустимым, и за это я был чрезвычайно благодарен Павлу Александровичу.

Я занял свое место за столом.

— Князь, — обратился государь к Васильчикову, — не могли бы вы повторить вкратце уже для всех собравшихся свое сообщение о последних событиях в мире.

— Конечно, ваше величество, — отозвался тот. — За последние сутки ситуация резко ухудшилась. Действия Поднебесной...

— Скажите проще: мы имеем дело с враждебной коалицией, — вставил я.

— Так оно и есть, — вскинул брови Васильчиков. — Как вы догадались?

— Предположил, — пожал я плечами.

— Да, речь уже идет о коалиции Поднебесной империи, Англии и Франции, — признался Васильчиков. — Но самое неприятное состоит в том, что, по нашим данным, союз немецких государств намерен присоединиться к этой коалиции.

— Невероятно, — встрял Нессельроде. — Мало мы их били во Второй мировой.

— Очень логично. Именно потому, что побили и разделили, — возразил я. — Еще логичнее будет присоединение к коалиции всех трех осколков США.

— Откуда вы знаете? — Васильчиков был явно обескуражен. — Это как раз то известие, которое я получил буквально перед совещанием. Премьер-министры Тихоокеанского Союза и Новой Англии уже вылетели в Пекин. Даже Южная Конфедерация выслала наблюдателей.

— Это логично, следовательно, ожидаемо, — ответил я.

— Россия впервые с Крымской войны оказалась в такой международной изоляции! — воскликнул Васильчиков.