Пророки богов или Импотенты

После набора высоты в транспортнике, забитым кроме меня и другим барахлом, стало холодно. Пришлось прибегать к помощи выданного мне тюка изношенной ветоши. Снимать кеды, обляпанные борщецом брючата и куртку в дюралевом помещеньице тот еще кайф. Однако хочешь не хочешь, а давай стриптизер, разоблачайся. Подобрал себе достойный фасончик, натянул унты, термобельё, штанишки на вате, и после вскрыл конверт…

Мог бы сейчас сказать, что лучше бы и не вскрывать. Однако прости меня, достойного сына, мама дорогая, жена на конспиративной квартире и дети, распиханные по детским домам? Хотя, вроде с последним утверждением вышел перебор. Взрослые они у меня. Замужние девчата. Ладно, к детям, будем живы, вернёмся позже.

Текст послания подписанный вторым лицом конторы, с грифом «Перед прочтением сжечь» удовлетворения мятежной буре, т. е. мне — не принес… Как будто в буре есть покой? Пришлось вернуться к авоське с вкусными пампушками. Изглодал десятка полтора, отнес водителям воздушного лайнера. Сам улегся на какие-то мешки, ноги согревались собачьими унтами и под звук хохота военных пилотов и мерное гудение двигателей, трошки прикимарил. И уже там, во сне я и водки выпил и с толком и расстановкой закусил всё это своим любимым наваристым борщом.

* * *

Когда, часа через два раскрыл ясны очи, долго вспоминал, куда это меня черти лохматые занесли? Вспомнил. Плюнул от досада на обшивку. Еще раз перечитал вскрытую бумагу. Хотел поджечь, да не стал.

Из любопытства покопался в тюке с сэконд хэндом[10], его мне прицепили в довесок к конверту. Мать честная, песня моя не спетая — так это же все то барахло, которое я сдавал вместе с ящиком. Мы с ребятами уперли его из под носа вражеской резидентуры. От удовольствия и понимания, что жизнь удалась, не поверите, даже заржал не доеным жеребцом.

Посильнее ткнул ноженькой одетой в унты и возрадовался, точно, все на месте — непочатая канистра спирта, о пяти литрах, стоит родимая меня дожидается. Эх, жисть, прощай воспоминания о борще, простите меня пампушата, опять в образе тролля придётся бросаться в пучину неразумного. Ну, здравствуй тушенка из говядины и омлет из яичного порошка с сухарями.

Сходил к простым парням в лётчицком обмундировании, поинтересовался всего то тремя вопросами: где можно отлить; сколько до места моего десантирования с помощью прицела НКПБ-7 и есть ли у них вода? Получил исчерпывающие ответы и пол литра воды в пластиковой бутылке. Видя моё неуверенное лицо, ребята меня обнадёжили, сообщив, что назад без меня не улетят.

Эх, жисть! Вскрыл десантным ножом продовольственное довольствие, обрадовался розовому мясу, вспомнил, как Гусаров восторгался моим умением разворачивать банку. Развел спиртяги, хряпнул, закусил. Оставшиеся до дозаправки в Норильска шесть часов проспал словно младенец в колыбели, разве, что палец не сосал.

* * *

Я, хоть и спецборт, но ноги размять в Норильске вышел. Мать честная, хорошо то как. Ни тебе начальства, ни тебе жены, с её набившим оскомину ответом «в пи…де», на мой законный вопрос: «Мои носки и трусы, где?» Полярная ночь. Всполохи на небе Северного сияния, хотя нет, это гудел как улей, украденный у народа родной Норильский комбинат. И если бы не удары сотен молотов, и не скрип железных ковшей из под земли, по полной мере черпающих из недр Родины, редкоземельные металлы. Мог. Ей-богу, мог бы сказать — тихо-то как, господи. Тихо…

Зажмурил глаза от всего этого счастья, морозного воздуха и ощущения полной жизни. Но безмятежное существование закончилось как-то уж совсем быстро и неожиданно.

Только отошел к сугробу, только расстегнул ширинку, чтобы хоть как-то отметить своё существование на этой грешной и прекрасной земле, как меня сзади обхватили и обмотали чьи-то руки. Обдало тысячами алкогольно-никотиновых перегаров и знакомый демонический голос, явно принадлежащий Гусарову восторженно завопил: «Держи его Федюня, счас этот предатель и фашист получит таких знатных пиз…лей, что и псам-рыцарям не снилось».

«Гусаров со своим ассистентом, пьяные в дугу и…, судя по обхвату, получалось, собираются меня бить» — совершенно неожиданная разгадка этих объятий посетила мой утративший чувство опасности мозг.

Пришлось мне, академику по вскрытию банок, подполковнику из чеки сперва вставать в боевую позу, а потом упрашивать двух пьяных уродов не прибегать к насилию. Ибо великий писатель человечества, гуманист и человеколюб — эл эн Толстый, будучи сторонником и яростным апологетом непротивления злу насилием, призывал всех избегать решения конфликтов при помощи побивания камнями несогласных.