Пророки? Прозорливцы?

Упоминая об антиномичности будущего, я понимаю всю ограниченность попыток описать явление многомерное в системе словесных, т. е. двумерных, плоскостных координат. То, о чем здесь речь, вообще весьма неохотно и вынужденным образом становится достоянием слов. Это область внесловесного понимания, постижения на путях внутреннего опыта.

«Пифию, или ясновидящую побей камнями!»

Можно предположить, что этот древний завет — результат очень глубокого проникновения в суть предсказаний. Предсказание опасно именно тем, что сбывается. Именно поэтому в России люди часто стараются избежать любых предсказаний или гаданий. Причина — опасение, что предсказатель не столько предвидит будущее, сколько «находит» его, т. е. делает реальным. Несчастье, которое до этого могло бы произойти или не произойти, будучи предсказано, обретает некий императивный импульс и обязательно свершится.

Особенно распространено представление это в быту, в повседневной жизни. Люди обычно крайне обостренно и нервно реагируют, когда кто-то говорит, что дело не получится или что произойдет что-то плохое. Считается, что такое негативное предсказание имеет много шансов воплотиться в жизнь. О подобном человеке говорят обычно, что он «накаркал», т. е. навел своими словами неудачу или несчастье.

Если будущее действительно антиномично, то в каком-то смысле оно многовариантно. И если один вариант назван (т. е. уже существует в чьем-то сознании), возможно, факт этот, приводя в движение некую чашу весов, неведомым образом оказывает воздействие на весь последующий ход событий. Не потому ли некоторые провидцы избегают предсказывать будущее, догадываясь о таком воздействии? А если все-таки и делают это, то в такой форме, чтобы сам выбор оставался за клиентом. Некоторые высказывания провидцев наводят на ту же мысль — о воздействии пророчества на реальность.

— Если ты уверен, что ситуация должна произойти таким-то образом, — говорит Инга П., — и если об этом к тому же было сказано вслух, появляется ощущение, что теперь это будет именно так и только так.

Со стороны правителей и владык отношение к пророчествам было двойственно. Они и хотели бы заглянуть за завесу времени и, боялись вызвать притаившееся там и ожидающее их несчастье. Вот почему те из провидцев, кто все-таки решались на это, должны были быть готовы платить за свою дерзость.

Генерал А. П. Ермолов[15] упоминает в своих воспоминаниях некого монаха Авелия: «Находясь за столом у губернатора Лумпа, — свидетельствует Ермолов, — Авслий предсказал день и час кончины императрицы Екатерины с необычайной верностью». Как только об этом предсказании стало известно в Петербурге, тотчас же прибыл нарочный с конвертом, запечатанным сургучом, и предсказатель оказался за решеткой, пока его предсказание не исполнилось.

Позднее он с такой же точностью предсказал день и час кончины императора Павла, взошедшего на престол после Екатерины. И снова оказался в крепости.

Страх перед тем, что пророчествующий своим предсказанием как бы творит будущее, известен был и в Риме. Временами этот страх облекался в гонения и даже законы против прорицателей (II–III века н. э.) Особо суровые меры принимались против тех прорицателей, чьи пророчества касались особы императора. Это был страх не перед знанием будущего, а перед возможностью воздействия на него.

Особенно опасным считалось в древнем мире спонтанное пророчество: грядущие катастрофы, неудачи, несчастья, будучи провозглашены, обретали плоть и получали особо высокий шанс воплотиться и стать реальностью.

Вера в то, что предсказатель своим словом воздействует на реальность, исходит из древней мистической практики. Именно поэтому в нацистской Германии так пресекалась всякая практика предсказаний, когда это происходило вне государственных рамок. Буквально с первого же дня прихода Гитлера к власти, весной 1934 года берлинская полиция ввела запрет всех видов предсказания будущего. В конце войны медиумы и прорицатели оказались собраны в лагере Сасшенхаузен. где находились под неусыпной охраной СС. Опасения, которые вызывали эти люди, заключались в том, что в прорицаниях своих они иногда рисовали, картины, весьма далекие от тех, к которым стремились вожди Третьего рейха. Не оказывается ли действительность отражением их пророчеств, как бы следуя тому, что им видится?

Насколько обоснованы такие опасения, если исходить из того, что известно о предвидении сегодня? Или, говоря иначе, действительно ли волевой импульс способен воздействовать на реальность?

Многочисленные эксперименты с картами Зенера и игральными костями свидетельствуют, что это возможно. В опытах используется специальное устройство, которое, выбрасывая автоматически игральную кость, обеспечивает случайность выпадения каждой из ее сторон. Оказалось, что отдельные, испытуемые усилием воли способны воздействовать на характер ее падения. Им удавалось делать так, что одна из сторон выпадала значительно чаще — статистически значимым образом.