Пророки Возрождения

Прекрасные и умные книги, написанные на всех языках, анализировали наперебой и во всех аспектах чудесный расцвет искусства Возрождения с технической точки зрения. Они показали, как средневековые художники пытались избавиться от византийской косности, но не смогли сбросить ее оковы, несмотря на мощную выразительность; как исключительно благодаря своему гению и под влиянием Франциска Ассизского Джотто смог внести глубокую патетику, а порой и рассчитанную композицию в картины на сюжет священной истории и легенды о Франциске; как живопись открыла смысл перспективы у Паоло Учелло, точное наблюдение и твердость рисунка у Мазаччо; как затем открытие греческих скульптур отразилось в стройных статуях Донателло и удивительных бронзовых барельефах Гиберти; как, наконец, все эти виды магии, объединившись, породили, благодаря Рафаэлю и Микеланджело, новый мир, наделенный несравненной красотой, силой и величием. Эту картину не надо переписывать. Но за этим многоцветным покрывалом, изображением бесчисленных фигур и сцен, происходит нечто иное. Я хотел бы показать здесь борьбу двух гениев, которые скрыты под этим покрывалом, их жестокие битвы, прерывавшиеся временными союзами и завершившиеся особыми результатами. Ибо в таинственной проекции мыслеформ это странное, поразительное, противоречивое смешение фресок и картин, мрамора и бронзы – продукт той пламенной борьбы, которую мы не видим. Возможно, однако, сделать некоторые предположения, углубившись в скрытую внутреннюю жизнь великих гениев тех времен через их основные труды.

Гиберти. Врата рая. Фрагмент. 1401　г. Флоренция, баптистерий св.　Иоанна Крестителя

С этой точки зрения отметим один важный, но мало замеченный факт. XVI век создан двумя душами и двумя противоположными мыслями, идеалом христианским и идеалом языческим. Открытие материальных ценностей мира, первые завоевания науки и энтузиазм в изучении древности породили страстные чувства. Но не был забыт ни Ветхий, ни Новый завет, ни церковная традиция, ни Ад и Рай Данте. Люди переставали быть жестокими и нетерпимыми, но совсем не переставали быть спиритуалистами. Они безумно любили жизнь, но верили в бессмертие души и христианский рай. В результате произошел не конфликт между верой и разумом, как в последующие времена, а глухая борьба, беспрестанное колебание в чувствительности придворных и дам высшего общества, борьба, еще более острая, в воображении и сердцах художников. У большинства из них два мира смешивались в неравных долях. А были среди них и такие, которые жили только в одном из них. Свидетель тому – ужасный Бенвенуто Челлини, этот чудесный ювелир с душой бандита, который сокрушал соперников, соблазнял пап несравненными драгоценностями, терроризировал свой век и спокойно закончил свои дни, придав себе в своих мемуарах ореол святого. В нем торжествует с наивным убеждением самое дикое язычество.

Донателло. Давид. 1433　г.

Флоренция, Национальный музей

В противоположность ему посмотрим на художника – монаха и аскета, смиренного Анжелико ди Фьезоле, становящегося на колени в своем монастыре Сан Марко, чтобы написать голову Христа и прикасающегося к ней кистью, проливая слезы; посмотрим на его ангелов на золотом фоне, одетых в пурпур, и на целомудренных дев, гремящих в трубы или играющих на скрипках у райских врат; в них вы увидите цветение самых изящных лилий христианского мистицизма. В произведениях других замечательных художников, таких как Содома или Боттичелли, сенсуализм и мистицизм смешиваются и бессознательно сочетаются в тонких и почти неуловимых оттенках. Но величайшие гении эпохи, высшие творцы, те, в ком острота мысли равна глубине чувства и мощи воображения, – они обречены видеть оба мира во всем их величии и во всей их истине. Что говорить? Они несут эти миры в себе, словно библейская беременная женщина, чувствующая, как двое детей дерутся у нее в утробе. На них лежит тяжелая задача примирить этих двух соперников, найти точку соприкосновения двух антиподов.

II. Волхв и трое архангелов Возрождения

В «Жизнеописании наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» Вазари говорил о ста пятидесяти художниках. Небывалое цветение талантов и гениев, подобное тому, какое было в древней Греции. Нет ни одного из них, у кого бы не было своей особой индивидуальности и прелести. Легко можно было насчитать там порядка двадцати школ и дюжину величайших мастеров, таких как Джотто, Брунеллески, Донателло, Анжелико, Мантенья, Веронезе, Тициан и Тинторетто. Но над этой многоцветной толпой и сияющими корифеями возвышаются, словно полубоги, четыре сверхчеловеческих гения, которые излучают как бы сверхъестественный свет. Ибо если другие заимствуют свой огонь из своей эпохи, то эти получают свой из непостижимых сфер и освещают его лучами самое отдаленное будущее.

Их имена – Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микеланджело, Корреджо.