Прорвать Блокаду! Адские Высоты

Может быть, от тоски он женился в феврале двадцать первого?

Любит ли его Лиза? А он ее? Вряд ли… Слишком усердно она пилила его насчет продвижения по службе. Когда он вернулся из петропавловских боев с белоказаками, Лиза его не встретила, засидевшись у подруги. И он служил, пропадая в зимних и летних лагерях. Буквально жил на стрельбищах, а когда стал начальником Казанского пехотного училища, порой неделями ночевал в своем кабинете.

К высоким должностям и званиям он не стремился. Просто делал свою работу по-немецки обстоятельно и по-русски от души. Карьеризмом он не страдал. Может быть, поэтому он в партию вступил лишь в мае тридцать девятого, когда в воздухе ощутимо запахло новой войной. Хасан, Халхин-Гол, Финляндия прошли мимо него.

А июнь сорок первого встретил, как и миллионы других, на западной границе. Никому и в голову не пришло снимать его с поста комдива сто пятьдесят третьей стрелковой дивизии. Немец, говорите? Научитесь воевать, как этот немец, тогда и разговоры о снятии заводите. Семь дней он держал тридцать девятый моторизованный корпус немцев на Витебском направлении. Гитлеровцы разбили лоб об упрямого Гагена. Нарушив полевой устав, он занял оборону не сплошным фронтом, а растянул дивизию аж на сорок километров, прикрывая полками и батальонами наиболее возможные места прорыва. Орудия были, но было мало снарядов. Склады остались у границ. Тогда хитрый Гаген вооружил бойцов бутылками с бензином. И не смог корпус сломать дивизию. Жаль, соседи подвели. Через неделю дивизия Гагена оказалась в окружении. Немцы начали кидаться листовками, в которых писали: «Ваш командир – немец! Он специально завел вас в окружение!» Ну и стандартное – сдавайтесь, еда, комфорт и прочие радости плена.

Тогда Николай Александрович собрал расширенное заседание штаба. И рассказал о себе и своем плене. А потом спросил: «Если есть ко мне какие-либо подозрения, готов передать свои полномочия любому из командиров и встать в строй рядовым бойцом!» К вящему сожалению гитлеровцев, командиры дивизии выразили полную поддержку своему командиру. И Гаген повел своих бойцов на восток. Практически без боеприпасов, без продовольствия, под бомбами – почти обычная картина лета сорок первого. За одним исключением. Дивизия вышла практически без потерь и сохранила не только знамя, но и тяжелые орудия. А по сводкам германского командования дивизия числилась уничтоженной. В сентябре сто пятьдесят третья стрелковая стала третьей гвардейской.

В январе же сорок второго Николай Гаген стал командиром четвертого гвардейского корпуса. И теперь вот рвался освобождать Ленинград. Свою родину. Он же родился под Петербургом. В местечке под названием Лахтинское. Отец, Александр Карлович, тогда работал управляющим имением графа Стенбок-Фермора. А потом достраивал Сестрорецкий курорт. Вот такова прихотливая судьба солдата…

– Разведка, почему нет языков? – спокойно спросил генерал-майор у прибывшего в штаб майора Орехова.

Тот пустился в объяснения. Мол, линия фронта неустойчивая, обстановка меняется ежеминутно, людей не хватает…

– Майор, – остановил разведчика Гаген. – Меня не интересуют объяснения. Меня интересует – почему вы свою еду не отрабатываете?

Гаген редко повышал голос. Спокойный, выдержанный, доброжелательный, но памятливый и не прощающий ошибок. Ошибка на войне – это смерть. И чем выше чин, тем больше смертей. Он требовал от людей того же, что требовал от себя. И наоборот. От себя требовал то же, что от людей.

Внезапно воздух взорвался трескотней автоматных очередей. Казалось, что били отовсюду.

– Немцы! Немцы к штабу прорвались! – заорал кто-то рядом с блиндажом генерала.

Офицеры штаба, вслед за своим командиром, стали выскакивать на воздух, хватая свои автоматы.

– Пррррекратить панику! – рявкнул Гаген. Когда надо – его рев мог перекрыть вой «коровушек» – немецких реактивных минометов. На жену вот не мог рявкнуть так. Жена – это оружие массового уничтожения. Неуязвимое и беспощадное.

– Занять оборррррону!

Генерал-майор упал на бруствер, прижав приклад ППШ к плечу.

– Товарищ генерал, Николай Александрович, да уйдите вы отсюда, Христом-богом прошу! – плачуще сказал Гагену старший лейтенант, командир взвода охраны, Витя Пересмешко.

– Цыц! Что же я за генерал, ежели ни одного врага самолично не убил? Учись, боец!

И Гаген выпустил пару коротких очередей в туман, повисший на кривоватых деревьях.

Старший лейтенант сплюнул от отчаяния и тоже прицелился.

– Между прочим, Пересмешко, я коммунист и в бога не верю, – спокойно добавил Гаген.

– Это оборот речи такой, товарищ генерал-майор!

Близкий разрыв минометной мины накрыл их болотной землей. Старлей кинулся на генерала и, навалившись всем телом, уронил того на землю.

– А ну слезь! – заорал Гаген. – Слезай, кому говорят! Я тебе не баба!

– Хуже! Вы наш командир! – заорал в ответ Пересмешко.

Внезапно стрельба закончилась так же, как и началась.

Старший лейтенант наконец слез с генерал-майора. Не удержался и буркнул:

– На бабе я еще успею, а на генерал-майоре когда еще?