Прорвемся, опера!

Федюнин тоже выстрелил, но куда он попал, я не видел. Раненый киллер начал оседать, громко хрипя. К нему уже подскочили ППС-ники, чтобы высвободить невредимую секретаршу.

Лапин тоже цел, только он как-то странно теперь смотрел на меня. Я ухмыльнулся. А вот Федюнина я приложил крепко, попал в горло. Как бы не помер он раньше времени. Он же ещё не ответил мне на один важный вопрос.

Я шагнул к нему… но почему-то ноги перестали меня слушаться. На третий шаг они вообще отказали, и я упал на затоптанный грязный пол — неловко, полубоком.

Вот куда киллер попал. В меня.

— Товарищ полковник! — крикнул кто-то, но перед глазами сгущался туман, и я не видел говорившего. — Павел Алексеевич! Вы ранены? Дежурный! Скорую!

— Кто? — прохрипел я, глядя вперёд. — Кто… заказал отца?

Успеть бы узнать, но Федюнин уже закатил глаза, почему-то именно это я видел ясно. А вокруг всё расплывалось.

— Павел Алексеич! Что с ним?

— Ранен! Скорую!

Не успел, а ведь было так близко. Киллер мог бы и сказать, облегчить душу перед смертью. Но он утащил эту тайну в могилу, а я уже никогда не узнаю ответа. Мне и самому осталось недолго этим мучиться.

Кто-то мне что-то кричал, но я не мог разобрать слова.

Зато в голове возникали воспоминания. Всё как в тот раз, когда капитан Филиппов меня спас в девяносто шестом, на том злополучном выезде… А сам погиб. Только дело было в грязной квартире, на кухне. Девчушка в ночнушке, которой прикрывался убийца, вопила изо всех сил, а я тогда растерялся, как и Лапин сейчас. И не помог Филиппову.

Но мой наставник знал своё дело. Он спас и меня, и ту девушку, только ему это стоило жизни.

Зато сейчас я успел. Можно сказать, хоть какой-то должок я вернул, тоже помог молодым. Пусть через поколение, но вернул. Эх… Вот бы начать все заново…

— Скорая едет? — услышал я далёкий голос. — Может, быстрее его в больницу самим увезти? Надо…

Фраза затухала, и на какое-то время стало очень тихо. Глухая, бесконечная тишина.

Но то, что говорили дальше, я услышал очень ясно:

— Нет, никуда мы не поедем! — заявил какой-то мужик. — Бензина нет, без него никуда.

— Ну так слей откуда-нибудь, — ответил ему другой человек, и вот его голос и странный выговор был мне смутно знаком. — В первый раз, что ли?

— У кого слить?

— Ну вон, у тех возьми, они уже никуда не поедут.

Я открыл глаза, но ещё не вставал. Если меня подстрелили, двигаться может быть опасно. Но они что, успели притащить меня в гараж? И как это они умудрились так быстро?

Я лежал на скамейке у стены, укрытый шинелью, а рядом, у старой служебной «шестёрки», спорили два человека, один в форме, только какой-то совсем старой, мышиного цвета, другой — очень высокий мужчина в очках, одет в потасканную кожанку.

А на стене надо мной висел какой-то древний календарь с Ельциным. Кто его сюда повесил? Рядом с ним была надпись большими буквами, но слова «Голосуй» ободрали, осталось только «…проиграешь».

В плохо освещённом гараже были и другие машины — «уазики», «шестёрки», и одна «Волга». Древность. А среди служебных тачек стояла вишнёвая «девятка» с разбитым лобовым стеклом, к которой и пошёл мужик в старой полицейской… нет, милицейской форме, держа в руках короткий шланг и канистру.

Рядом с машиной стояло ещё несколько человек, одетых так же, ещё один сидел внутри, на месте водителя. И откуда они раздобыли такую форму? Совсем старая же, такую уже много лет как не носят.

Из девятки донеслась музыка:

— Зайка моя, я твой зайчик…

— Переключи эту хрень, — потребовал кто-то.

Раздалось шипение, потом заиграла другая песня:

— Я тучи разведу руками…

Снова шипение, кто-то переключал радиоволну. В этот раз раздался голос диктора:

— … ради подписания мирного договора. Как заявил генерал Лебедь, хасавюртовские соглашения — это…

Это что, на радио вспоминают этот день в истории?

— Сергеич! — крикнул водитель в форме. — А чё это твой студент дрыхнет?

— Умотался он, почти сутки на ногах, — ответил высокий мужик, глядя на меня. Он стоял в тени, но его лица я не видел. — Вставай уже, Васильев. Пора.

Обращались явно ко мне. Странно, что раны я не чувствовал. Куда мне вообще попали? Я начал осторожно подниматься. Даже спина не болела, а я ведь каждый год мучаюсь с грыжей в пояснице. Наверное, воткнули столько обезболивающего, что я уже ничего не ощущал. Даже одышки нет.

— А чё ты вообще сам поехал, Сергеич? — водитель тем временем открыл крышку бензобака. — Тебе ваще таким заниматься не надо, пусть вон новенький один едет.

— Нет, так не пойдёт, — высокий вышел на свет. — Не нравится мне это дело. Надо самому ехать. Да и вот помрём мы все, опера старой закалки, кто молодняк-то тогда обучать будет? Натаскивать? Это тебе не баранку крутить.

Я увидел его лицо в маленьких очках и с сильно выраженными азиатскими чертами. Твою дивизию! Я узнал его… Это что, капитан Филиппов? У него мать якутка, да, поэтому его так и прозвали, Якутом.