Прорвёмся!

Потом еще пару раз повторил процесс, а потом речушка и закончилась. Нормально, пролезем. Потрудиться, конечно, придется, но скорее всего пролезем.

Вернувшись к УАЗику, обрисовал ситуацию Бобу и усадил его за руль. Сам взял шест, а топорик зацепил петлей за запястье. Потом залез на капот, уселся и свесил ноги на бампер, и скомандовал:

— Шеф, трогай!

Шеф тронул, медленно и аккуратно ведя машину согласно моим знакам, которые я давал руками, размахивая ими то вправо, то влево. Лёд затрещал под колесами, черные трещины побежали перед бампером. Заскрипели переворачивающиеся льдины, а может, заскрипели обдираемые льдом крылья и морда. Мляаааа, как машину то жалко!

На середине речки мы всё-таки встали, и я чуть не улетел с капота вперёд, в воду. Перед бампером уже возвышалась куча ледяных пластушек, ярко сверкая на солнце. Самим же бампером мы упёрлись в край ледяной полыньи. Я махнул рукой Бобу, чтобы он переключился на нейтралку и не елозил колесами, а то сядем брюхом на грунт и тогда уж точно всё. Не выедем. А в салоне матерился Боб, снова сидя ногами в луже. Я перекрестился и начал разгонять ледяные корки шестом, стоя на бампере. Потом махал топором, раскалывая лед по всей ширине машины, при этом держась одной рукой за шест. Который, в свою очередь держал Боб, высунувшийся из двери… ну а другой рукой колол топором лёд. Снова вымок, снова сводило ногу. И руки от усталости уже ничего не могли удержать. Хорошо, что на рукоятке импортного и дорогого в свое время топора была специальная петля, а то бы я его точно утопил.

Так что к тому моменту, когда УАЗ, взламывая лёд, всё-таки вылез на берег, я уже был едва живой. Спрыгнул на землю, и шаркая ногами по снегу как старик, на полусогнутых, полез за руль. Боб без разговоров убрался на сиденье пассажира.

— Финиш. Надо где-то останавливаться. А то стемнеет, и где ночевать? В машине? Так до утра пол бака спалим.

Боб был согласен, но говорить ничего не стал и просто кивнул головой. Его долбил кашель, а вид был просто ужасен. Переправа вытянула из него остатки сил, и теперь он тяжело дышал, осев на сиденье и прислонившись головой к окну.

Где-то далеко, на грани слышимости, завыла сирена. Я надавил на газ.

***

Сперва ползли обратно, к трассе, но лес оказался существенно гуще, чем на той стороне речки, и пришлось пробираться вдоль леса и параллельно дороге. Нацепив очки на нос, чего я прежде старался не делать днём, я внимательно смотрел по сторонам. До ракетчиков и их городка было километров двадцать, доплюнуть можно. В нынешней ситуации ближе приближаться не разумно.

Колеса УАЗика легко шли по не глубокому пока снегу. Было не больше двадцати сантиметров, и проселок, идущий вдоль лесопосадки, был вполне проездной. Хуже другое — он был весьма густой, сквозь него оказалось не проехать. Вот и катили мы с Бобом куда глаза глядят и куда ведёт грунтовка. И, судя по навигатору, она вела на север, в нужную нам сторону, но с каждым километром приближаясь к дороге, ведущей к ракетной части, куда нам точно не надо. Дилемма, однако.

Бобу становилось хуже. Кашель уменьшился, стал глуше и тяжелее. И температура выросла, теперь его не морозило, а бросало в жар. Он даже расстегнулся, а на лице выступили капли пота. В довесок у него заболела спина, и он, промучившись на переднем сиденье, перекидал вещи вперёд, а сам лег сзади. Я буквально чувствовал, что надо останавливаться. Но где? Не в чистом же поле?! Такого чувства беспомощности я уже давно не ощущал. Я банально не знал, что делать. Куда бежать? Я как будто снова вернулся в детство, полез в сервант, и опрокинул полку с любимым бабушкиным хрустальным сервизом. Стою, смотрю, и не знаю, что делать. Вот встать бы сейчас, закрыть глаза ладошками и заорать во все горло. Может, тогда и не накажут. Или даже пожалеют, мол, внучек ножку ушиб. В голове роились бессвязные мысли, обрывки каких-то фильмов или рекламы, в которых герой за пять минут мигом обустраивает лагерь и сидит у костра курит «Кэмэл». Я не герой рекламы, я так не умею. Точнее, умею, но не так, и еще у меня на руках больной друг, которому костер в лесу, снег и ветер точно не нужен. И вообще, у нас не картинка на экране, а очень даже жизнь, во всей своей красе. Ещё недавно у меня была уютная квартира, с теплым сортиром и горячим душем. С полным холодильником жратвы, уютными тапочками и телевизором на стене. Микроволновка, стиральная и посудомоечная машина, кофе и тосты, интернет и благополучие.

И вот теперь все наше достояние — это машина, в которой стремительно кончается бензин, еды на несколько дней, даже если жрать подмоченную речной водой муку. Несколько ковров, вязанка ружей. Между нами и деревней ещё километров сто, и большая сибирская река. В населенные пункты соваться нельзя, наступила зима, сзади на сиденье лежит больной друг и вообще от нас уже воняет как от бомжей.