Прорыв

«Оказалось, безумец – простецкий парень с юмором и располагающими манерами. Наверное, у него помрачения полосами», – подумал Сарджент, так бывает. Сидели долго, смакуя блюда, перебрасывались фразами мирно и тихо, так что через час Брюс удивился: неужели его приятный собеседник, разумный и доброжелательный, болен? Припоминали смешные случаи своего детства, немного поболтали о первых привязанностях, умело обходя темы, касаться которых не хотелось.

Брюс ловил себя на том, что безумец ему симпатичен: неглуп и держит себя именно так, как ценил это Сарджент в серьезных, приличных мужчинах. Кэлвин внимательно слушал собеседника, время от времени отпускал тонкие замечания, предлагая вместе с ним посмеяться над той или иной нелепостью, которыми изобилует жизнь; он мог рассказывать забавные истории с подтекстом, причем так ненавязчиво, что слушатель не чувствовал его превосходства, беседующие будто вдвоем изобретали все то, о чем Кэлвин рассказывал один. В какой-то миг Сарджент пожалел, что, дожив почти до сорока, так и не обзавелся другом; как хорошо вот так говорить, зная, что тебя поймут и поддержат, а если и предостерегут, то без нажима, так, что вовсе не возникнет желания поступить наоборот. Улыбка Кэлвина добила Сарджента открытостью и беззащитностью, и он подумал: «Понятно, что Бейкер не может допустить, чтобы погиб такой славный человек». К концу обеда Брюс ничего так не желал, как спросить: «Что я могу для вас сделать?» Но что он мог? Его возможности сейчас на удивление скудны: платил ему Бейкер, и единственное, что мог Сарджент, умерить свою бдительность. Но тогда и Бейкер, и он потеряли бы этого человека. Выходило, Сарджент ничем не мог быть полезен своему новому другу. Брюс не заметил, как в его сознании полупрезрительное, жестокое «безумец» оказалось вытесненным понятием «друг».

Расставаться не хотелось, и Кэлвин смущенно заметил:

– Уже поздно, время вышло…

Прощаясь, он пожал руку Брюсу и вовсе без рисовки, естественно и просяще произнес:

– До завтра.

Час ночи. Сарджент сидел, нахохлившись, отбросив одеяло; ночник едва освещал изголовье кровати. Рука его не раз тянулась к телефону и безвольно замирала, почти касаясь трубки: он еще и еще представлял, что же скажет Дайне; он знал, что больше не сможет юлить, избегать прямого разговора, хотя бы потому, что она терпеливо ждала и ни разу не попыталась подтолкнуть его к объяснению, но… с глазами она ничего не могла поделать, и, когда Брюс видел невыразимую тоску там, где раньше жила радость, он понимал, что ответствен за судьбу мисс Фаулз хотя бы потому, что не нашел в себе сил прервать их отношения через месяц после первой встречи.

Сарджент с изумлением смотрел на руки: одна твердо сжала трубку, другая уверенно набрала номер, и через минуту сухой надтреснутый голос, выдающий крайнее напряжение говорившего, произнес:

– Дайна, я хочу, чтобы ты приехала.

– Хорошо, – ответила мисс Фаулз.

Утром Сарджента впервые встречал у дверей особняка не Нелсон, хотя он мелькнул в глубине коридора и кивнул, а сам Гордон Кэлвин. Он провел гостя по особняку, который внутри был много больше, чем казался снаружи. Кэлвин вышагивал впереди в короткой, из верблюжьей шерсти куртке с шалевым воротником, перехваченной в поясе витым шнуром; Гордон показывал Сардженту какую-нибудь картину, и Брюс не скрывал восторга, а хозяин не сомневался, что его картины, мастерство их творцов так обрадовали его нового друга.

Между делом Кэлвин предложил Сардженту сыграть в гольф, хотя бы завтра; Брюс поморщился: после операции он избегал сильных физических нагрузок – ему хватало каждодневной гимнастики и стрельб за городом время от времени. Кэлвин объяснил, что играть вовсе не обязательно – можно побродить, подышать и провести время в приятной обстановке. Сарджент согласился, кивнул, заметил Нелсона, который застыл на середине лестницы на второй этаж и внимательно прислушивался к их разговору.

За час до прибытия самолета Сарджент прикатил в аэропорт. Встреча с Дайной прошла так, как он ожидал: ни на кого не обращая внимания, Брюс целовал ее глаза, а потом усмотрел в них такое, на что и не рассчитывал.

Мисс Фаулз восхитилась столом, который заранее накрыл Сарджент, и поддела его, предположив, что старинное столовое серебро он, наверное, взял напрокат. Сарджент беззлобно объяснил, что купил с первых гонораров для украшения их дома. Дайна виновато потупилась и… расхохоталась. Брюс возился с холодильником, извлекая одно за другим любимые блюда Дайны.

Вечер пролетел незаметно, Дайна быстро заснула; опираясь на локоть, полулежа, Сарджент, не отрываясь, смотрел, как она дышит в подушку и губы ее шевелятся, будто она объясняется с неизвестным. Заснул Сарджент, только когда Дайна, не открывая глаз, пошарила рядом рукой, будто проверяя, рядом ли он…

Развалившись на раскладном стуле, Сарджент лениво наблюдал, как Кэлвин играет в гольф с тучным коротышкой в гетрах и замасленных шортах с брелоками на поясе. Кэлвин загонял мячи в лунки мощными, точными ударами; коротышка от напряжения покусывал губы.