Прорыв

Мы успели поужинать, теми лепёшками, что напёк мой ординарец, с рыбными консервами вприкуску, а запивали водой из фляг. Раньше там чай был, но мы за время пути к опушке почти всё выдули, а в обед добили. Поэтому залили свежей водой из попавшегося родника. После ужина сделали так: пока один отдыхал, второй наблюдал. От дороги мы всё же отошли к кустарнику, что находился метрах в пятидесяти от обочины. Если из травы выглядываешь, это заметно, а кустарник такое наблюдение маскировал. Два часа ожидания, и меня растолкал Бабочкин, я заснуть умудрился.

– Что? – Стараясь не дёргаться спросонья, я протёр лицо.

– На дороге давешние полицаи, и не одни.

– Давай полный доклад, – велел я, делая глоток из фляжки, а то горло пересохло.

– Движение на дороге уже стихло, скоро стемнеет. На телеге едут пятеро полицаев, и охраняют они около двадцати военнопленных. Наши наших конвоируют, суки.

– Не наши, а предатели, – аккуратно поправил я разъярившегося бойца, ох и не любил он таких вот предателей! – Сидоры оставляем тут и быстро ползём к дороге. Вскакиваем перед мордой лошади, предатели почти все назад смотрят, контролируют, чтобы никто не сбежал из пленных, а тут мы, берём их на прицел, разоружаем, связываем, вооружаем освобождённых пленных, ослабевших на телегу, если там такие есть, и уходим в лес. Сидоры только надо прихватить. Всё ясно?

– Ясно.

– Постараемся немецкое оружие использовать, ты свой автомат, а я вместо ППД «парабеллумом» поработаю. Звуки выстрелов своего оружия немцы знают, сильно не всполошатся. Не должны. Но это в крайнем случае, желательно всё сделать тихо.

Ставя задачу, я наконец воспользовался биноклем, чтобы самому окинуть взглядом ту картину, что мне описал напарник. Пленных было двадцать, точно не скажу, плотной группой идут, полицаев, имеющих повязки на рукавах, действительно пятеро, возница и четверо, что контролируют заднюю сферу с пленными. Нормально, работать можно. Окинув взглядом пленных, я аж крякнул от удивления.

– Что? – быстро выдохнул Бабочкин, что уже скинул сидор и прятал его вместе с моим в кустарнике.

– Помнишь, я тебе про лётчика говорил, что меня учил летать?

– Бывший инструктор аэроклуба?

– Точно. Так он в той колонне идёт, в конце с краю, со старшинской «пилой».

– Да? – изучая колонну в свой бинокль, протянул напарник. – А вы не говорили, что он в плену был.

– Да я и сам не в курсе, удивлён, что встретил его здесь. Да мы как-то и не касались этой темы.

– А это точно он?

– Он-он, эту фигуру не спутаешь. Как будто медведь на задние лапы встал. Матвеем его зовут. Матвей Краюшкин.

– Да уж, кряжистый мужик. Ну что, ползём?

– Да.

Мы достаточно быстро перебрались к дороге, времени хватало на это, колонна не так быстро двигалась. До села километра четыре, за час доберутся, как раз к темноте. Откуда гонят этих бедолаг, я без понятия, но предположить было можно. Скорее всего, где-то шли работы, их охраняли те трое, что появились на телеге. А сейчас бесплатную рабсилу гонят в село, чтобы запреть в месте содержания, в каком-нибудь бараке или амбаре. Утром наверняка вернут обратно для продолжения работ. То, что в колонне есть лётчик – да и петлицы у него вроде синие, далековато, чтобы рассмотреть, я и «пилу» старшинскую больше угадал, чем рассмотрел, – меня порадовало. Надеюсь, там ещё есть бойцы, что служили в ВВС.

– Верёвки заготовил? – уточнил я у Бабочкина, на что тот достал из кармана красноармейских шаровар моток верёвки. Норма, вязать есть чем. А на кляпы были старые нестираные портянки. Мы их для немцев, правда, приготовили, но и полициям отлично сгодятся.

Наше появление было неожиданным как для полицаев, так и для пленных, которых они вели. Подскочив к вознице, я ударил его рукояткой пистолета по голове, пока напарник орал на четырёх оставшихся полицаев, морально подавляя их криком, чтобы в первые секунды от неожиданности те не сопротивлялись, а потом мы уже им и не дали. Всё это нами было подготовлено и обговорено, включая действия каждого. Пока я разоружал полицаев, Бабочкин держал их на прицеле, а пленные лежали в пыли дороги, согласно моему приказу.

Закончив вязать всех пленных – руки позади, ноги к ним, кляпы вставил, – взял под уздцы лошадь и, сведя её с дороги, побежал, подгоняя ту вместе с телегой, к опушке леса. По пути прихватил наши сидора и закинул их в телегу. Бабочкин замыкал колонну, сопровождая освобождённых пленных. Те уже осознали, что случилось, кто-то обменивался радостными улыбками, к нам пытались сунуться в проявлениях радости, но не все были такие, трое изменением судьбы явно были недовольны. Я, когда мы ушли в лес и вышли на ту самую дорогу, где стоял сгоревший немецкий танк, велел Бабочкину особенно присматривать за ними. Не нравилась мне эта троица, видимо из тех были, которым и в плену комфортно. Видел я уже таких.

Когда мы добрались до танка, напарник ушёл к телеге, приглядывал за полицаями, проверял, что у них за оружие, да ремни с подсумками снимал, и сапоги на предмет ножа проверял, я не успел. Выйдя к пленным, я приказал: