Прорыв из Сталинграда

— «Мой фюрер, после получения от вас последнего приказа по радио от 22 ноября обстановка стремительно изменилась. Вверенные мне войска испытывают нарастающую нехватку боеприпасов и топлива. В этой связи я должен вывести все дивизии из самого Сталинграда, а также отвести значительные силы с северного участка Сталинградского выступа. В свете складывающейся чрезвычайной ситуации я прошу у вас разрешения предоставить мне полную свободу действий».

Медленно, очень медленно, точно человек, который бесконечно устал, Паулюс поднял голову и уставился на своих офицеров. Пар от их дыхания клубился в морозном воздухе. Офицеры напряженно смотрели на Паулюса. Они все прекрасно понимали, что группировка немецких войск вместе с приданными им союзными частями — всего 8 около четверти миллиона человек — не сможет долго продержаться в районе Сталинградского выступа, где они фактически оказались в ловушке среди разрушенных зданий города и заснеженной пустыни вокруг него. Одобрил ли фюрер план, согласно которому они могли попытаться вырваться из этого котла, пока у них еще было на это время?

Паулюс не торопился продолжать. Артобстрел русских снаружи продолжался. Но теперь к нему присоединились еще и леденящие душу залпы «сталинских органов» — русских реактивных минометов «Катюша».

После паузы, которая, казалось, продолжалась целую вечность, фельдмаршал заговорил снова:

— Ответ из ставки фюрера пришел сегодня в восемь утра.

Он перебрал бумаги, которые сжимал в своей правой руке, и поднес к глазам новый листок:

— Командующему Шестой немецкой армией, район Сталинграда, — прочитал он хриплым голосом. — Вам следует держаться до последнего солдата и до последнего патрона. Подпись: Адольф Гитлер.

Голос Паулюса дрогнул. Несколько секунд казалось, что листки бумаги выскользнут из его вздрагивающих рук и упадут на пол. Однако фельдмаршал сумел совладать с собой.

— Таково, господа, наше положение на данный момент, — объявил он. — Мы обязаны удерживать выступ вплоть до поступления иных приказов.

Командир 94-й пехотной дивизии генерал фон Зейдлиц-Курцбах — высокий мужчина с красивым породистым лицом аристократа, на шее которого был намотан женский шерстяной шарф, для того чтобы хоть как-то защититься от нестерпимого холода, — смахнул каплю, которая образовалась на кончике его носа, и фыркнул:

— Но это же чистое безумие, фельдмаршал! Мы же заперты здесь в котле шириной восемьдесят километров. Ближайшие немецкие войска отделяют от нас целых двести километров. А наши так называемые союзнички, которые удерживают южные рубежи выступа — все эти проклятые венгры и румыны, а также итальянские сосатели спагетти, — немедленно побегут, как только русские по-настоящему ударят по ним. И тогда всей Шестой армии придет конец. Капут!

Со стороны остальных офицеров, собравшихся в бункере главнокомандующего, послышался шепоток одобрения. Но грохот канонады, проникший в бункер снаружи, заглушил их невнятные голоса. Судя по всему, русские под прикрытием мощной артподготовки перешли в очередное наступление на германские позиции.

Генерал фон Зейдлиц-Курцбах умоляюще посмотрел на Паулюса:

— Прошу вас, ослушайтесь этого приказа. Надо сделать попытку вырваться из грозящего нам полного окружения, пока еще есть время!

— Правильно, правильно! — поддержали его другие офицеры. Стены бункера буквально ходили ходуном от ракетных разрывов, которые сотрясали мерзлую землю в каких-то метрах от этого места.

— Кому-то из нас наверняка удастся пробиться в расположение армии фон Манштейна. Ведь у нас по-прежнему имеются танки. — Фон Зейдлиц-Курцбах махнул рукой в сторону штандартенфюрера Хорста Гейера, который, стоя в дальнем углу бункера, машинально почесывал свой длинный крючковатый нос, благодаря которому, собственно, и заслужил свое прозвище «Стервятник»[5]. — На острие прорыва мог бы пойти штурмовой батальон СС «Вотан» под командованием штандартенфюрера Гейера. Я убежден, что его бойцы сумели бы пробить заслоны русских, а за ними последовали бы и мы. Если… — Фон Зейдлиц-Курцбах замолчал, заметив, что Паулюс не слушает его.

Фельдмаршал медленно покачал головой — так, как это сделал бы очень старый человек.

— Мы не имеем права ослушаться приказов, которые исходят от нашего дорогого фюрера, — произнес он. Тон Паулюса говорил о том, что он уже принял окончательное решение. — Итак, вы все должны вернуться в свои части и подразделения, которыми командуете. По нашим разведданным, русские могут предпринять полномасштабное наступление незадолго перед наступлением полной темноты — то есть примерно в пятнадцать ноль-ноль. Все должны быть готовы отразить эту атаку.

Генерал фон Зейдлиц-Курцбах открыл было рот, точно собираясь выразить свой протест против этого решения, однако не сказал ничего. Вместо этого он с готовностью прищелкнул каблуками — точно так же, как и все остальные офицеры.

Паулюс приложил правую руку к околышу своей фуражки, показывая, что офицеры могут разойтись.