Прорыв на Харбин

Как не помнить! Когда в 1938–1939 годах японские милитаристы от мелких нарушений границы перешли к более агрессивным действиям, когда на нашу территорию и территорию братской Монголии стали вторгаться уже не роты и батальоны, а целые дивизии с артиллерией, танками, поддержанные сотнями бомбардировщиков и истребителей, советское командование выработало план действий на случай, если японская Квантунская армия предпримет общее наступление. Он предусматривал сильный ответный удар. Наш 43-й корпус стоял на приханкайском направлении, и все, что я уже рассказывал о трудностях наступления через горную тайгу, мы с Александром Сергеевичем Ксенофонтовым и другими товарищами обсуждали еще в те годы. Составили несколько вариантов контрудара. Один из них был нацелен примерно в том же направлении, что и нынешний удар 1-й Краснознаменной армии. Закончив разговор с К. А. Мерецковым, А. М. Василевский позвал нас. Подхожу, вижу: оба улыбаются. Хороший признак.

— Были у нас сомнения. Были! — сказал Александр Михайлович. — Но куда от них, от сомнений, денешься? Убедил. Действуй! Как в Кенигсберге — мало потерь, много пленных.

— Первая Краснознаменная постарается, товарищ маршал!

Так меня обрадовало их решение, что не выдержал и крикнул Ксенофонтову (они со Скворцовым ждали поодаль):

— По варианту номер один, Александр Сергеевич!

Маршал Василевский спросил, что это за вариант, я рассказал о нем.

С вершины горы, где мы находились, с пограничной наблюдательной вышки, открывался вид на Маньчжурию. С южной стороны обзор несколько загораживала вершина горы Диэршиихао. На западе же лесистые сопки как бы террасами спадали к долине реки Шитоухэ. Даже невооруженным глазом можно было увидеть тропинку, вьющуюся по склону водораздела на север, мимо одинокой китайской фанзы. Где-то там, за Шитоухэ, тропинка выводит к городку Чангулинь, к дороге на Мулин. Это один из четырех маршрутов 59-го стрелкового корпуса.

Но тропинке шел наряд японских пограничников. Не отрываясь от окуляров стереотрубы, маршал Василевский спросил:

— По-прежнему тихо?

— Здесь тихо. Но в Мишаньском укрепрайоне, на переднем крае, как в муравейнике. Роют траншеи, ставят проволочные заграждения.

— Пусть ставят, — сказал он. — Они ведь не знают про вариант номер один.

К 22 июля армия полностью сосредоточилась в выжидательных районах, а два дня спустя был отдан боевой приказ. Основные его пункты отражали замысел командующего фронтом с теми поправками, которые предложил наш штаб. Правое крыло армии, развернутое вдоль северо-западной стороны приграничного выступа, от озера Ханка (поселок Турий Рог) и до хребта Чертов, против мишаньской группировки японцев, выполняло оборонительную задачу. Пять пулеметных и артиллерийско-пулеметных батальонов, входивших в состав 112-го укрепрайона и 6-го полевого укрепрайона[21], должны были сковать противника, не допустить возможного его контрудара со стороны Мишаня и высадки десанта на берега озера Ханка. Задача очень ответственная. Ведь противник мог, используя форму выступа, выйти на тыловые коммуникации нашей ударной группировки. Поэтому укрепрайоны, объединенные под командованием моего заместителя генерала А. М. Максимова, были усилены артиллерией — истребительно-противотанковым и минометным полками. В оперативное подчинение Максимова вошли также 69-й пограничный отряд и Ханкайский отряд бронекатеров. К левому флангу группы генерала Максимова примыкал и стрелковый полк из 59-го корпуса, выполнявший аналогичную задачу. Расстояние от озера Ханка и поселка Турий Рог до хребта Чортов и далее через хребет Пограничный до сопки Командной составляло 120 км, то есть каждый батальон (пять батальонов укрепрайонов, три стрелковых) должен был оборонять участок протяженностью 15–16 км. Фронт обороны, как видим, очень широк для таких сил. Поэтому наш противотанковый резерв — два тяжелых самоходно-артиллерийских полка и 60-ю истребительно-противотанковую артбригаду — мы расположили так, чтобы при необходимости быстро выдвинуть на угрожаемый участок.