Прорыв на Харбин

День спустя нас опять направили к Чжалайнору и дальше вдоль Китайско-Восточной железной дороги. Наш полк вступил в Цаган, а 106-й Сахалинский во главе с командующим занял город Хайлар. Взятие Хайлара открывало путь к центру Северной Маньчжурии городу Харбину. Столь же успешными были и боевые действия советских войск на всех других операционных направлениях. Китайские милитаристы во главе с Чжан Сюэляном, опасаясь полного разгрома, вступили в переговоры. Вскоре конфликт был урегулирован, советские войска вернулись из Маньчжурии на Родину.

За успешное выполнение боевых заданий по защите дальневосточных границ Особая Дальневосточная армия была награждена орденом Красного Знамени. Этого же ордена удостоились более 500 бойцов, командиров и политработников. В нашей роте орден Красного Знамени получили 11 человек, в числе других вручили его и мне.

После окончания боевых действий 36-я Забайкальская дивизия разместилась на прежнем месте дислокации. Меня назначили командиром учебной роты. Это подразделение, в котором проходили службу бойцы с высшим и средним специальным образованием. В общем контингенте призывников таких бойцов в те годы было мало, программу они, естественно, усваивали гораздо быстрее, чем остальные, да и бурно развивавшееся народное хозяйство испытывало острую нужду в специалистах. Поэтому для них установили сокращенный срок службы — один год.

Таким образом, я опять перешел с политической работы на строевую. Произошло это не само по себе. Сначала мне предложили более высокую должность политработника. Но я заставил себя сесть и крепко подумать. И впервые слово «призвание» обрело смысл. В чем оно, мое призвание? Да, опыт партийно-комсомольской работы есть, да, я всегда любил ее и выполнял охотно, будучи комсоргом, парторгом, членом партбюро. Но это была все-таки общественная нагрузка. Вспомнил всех политработников, общение с которыми уже оставило заметный след в моей жизни. Комиссар — это не должность, думал я, это — призвание. В каждом из них были какие-то черты, которым хотелось подражать, которые я старался перенять. Но одно дело брать себе в пример старшего партийного товарища, а другое — самому быть таким примером, и не только в исполнении прямых служебных обязанностей, но и во всей повседневной жизни, в самых разнообразных ее проявлениях. Готов ли ты, Белобородов, к этому? Будь откровенен: не готов. Несколько месяцев пробыл политруком роты, справлялся со своими обязанностями — иначе и не предложили бы повышение. Но все это время тебя тревожили и даже мучили такие, например, моменты. Ставят нашей роте боевую или учебную задачу. Решение должен принять командир роты, он его принимает, а в тебе все кипит: не так надо, наверное, не учел он того-то и того-то. Прав ты или не прав — это другой вопрос. Главное в том, что в подобных ситуациях чувствуешь себя не на своем месте. Иногда потом ночь не спишь, мерещится бой — настоящий или учебный, местность видишь до малого кустика, видишь себя командиром роты и — что там греха таить! — всегда выигрываешь бой. Утром от этих ночных бдений болит голова, а толку чуть. Словом, моим призванием, как я тогда чувствовал, был строй, строевая командирская работа.

С тех пор прошло много дет. Мне довелось быть свидетелем, как даже зрелые во всех отношениях люди находили себя в новой для них специальности. Знаю артиллеристов, которые становились отличными командирами стрелковых дивизий, корпусов, командующими общевойсковыми армиями. Знаю крупных политработников, ставших превосходными строевыми командирами, и, наоборот, строевых командиров, нашедших истинное свое призвание в политработе. Проблема эта достаточно сложна, но, полагаю, вряд ли кто возразит против того, что, чем раньше военный человек определит свое настоящее место в строю, тем больше пользы принесет он нашей армии, тем лучше будет чувствовать себя и сам. А моральное удовлетворение от собственной работы, как мы знаем, играет далеко не последнюю роль в жизни каждого.

И еще об одной важной проблеме хотелось бы сказать — о семье. О ней сейчас много пишут и дискутируют в нашей печати. Не секрет, что служебная деятельность мужа и жены, будущее их детей во многом зависят от взаимоотношений, складывающихся в семье. Уже после Великой Отечественной войны мне пришлось некоторое время работать в Главном управлении кадров. Бывали случаи: получает командир новое назначение в необжитые места — и тут начинается разговор о семье: дескать, середина года, детей надо временно отрывать от учебы, жена готовит диссертацию, какой-то родственник на попечении и так далее. Все мы и на собственном опыте знали, как трудно менять налаженную жизнь, старались всячески облегчить перевод. Но ведь служба есть служба, надо ехать выполнять приказ. Говоришь это получающему новое назначение, он внешне как будто согласен, но внутренне, чувствуешь, обижен.