Прорыв начать на рассвете

Подошли к тому месту, где Пелагея стреляла в собак. Она указала на парашют и висевшее внизу на стропах тело.

– Надо снять. Он, видать, уже много дней тут… Самолёты над нами летали на прошлой неделе. Два были сбиты. Оба – наши. Со звёздами. Один сразу упал в озеро. А другой потянул на восток. Он только немного дымил.

– Он тоже упал. Там, дальше. Ночью на него набрела. Недалеко от протоки.

Они сняли лыжи и начали карабкаться по снегу вверх. Наст держал. Цепляясь за ветки кустарников и молодые берёзки, они вскоре добрались до той самой липы, на которой висел парашют. Внизу, едва касаясь ногами края сугроба, на стропах висело тело человека в меховой куртке и кожаном шлеме с наушниками.

– Лётчик, – сказал Стеня. – Давай его снимем. Держи, а я обрежу стропы.

Пелагея сунула в снег автомат и ухватила тело лётчика со спины, и вскоре рухнула в снег вместе с ним. Её замутило.

– Ты что, беременна? – спросил Пелагею Стеня, помогая ей подняться.

– С чего ты взял? – встрепенулась она.

И потом, когда они шли дальше, этот вопрос не выходил у неё из головы.

Лётчика они закопали в снег. Привалили сверху березняком и валежинами – чтобы не растащили до весны звери. А парашют Стеня припрятал внизу, под берегом, намереваясь на обратном пути забрать его домой.

– Будут к лету и Тасе, и Настеньке новые платья, – погладил он поблёскивающий на солнце шёлк парашюта, внимательно разглядывая его.

– А ты, я погляжу, хозяйственный мужик, – сказала на это Пелагея.

– Не жила ты на хуторе, – только и отмолвил он ей.

Пелагея пожалела о сказанных ею словах, которые тот, конечно же, принял как упрёк.

Глава четвёртая

Дивизии из последних сил продолжали атаковать вперёд, на Вязьму, но с каждым днём они ощущали всё большее и большее сопротивление. Немцы уже смелее и основательнее контратаковали. В какой-то момент командарм почувствовал, что эти контратаки принимают черты согласованных, заранее спланированных действий. Он побывал в полках, на передовой. То, что он увидел, только подтвердило его опасения. Атаки противника, его яростная воля к овладению некоторыми опорными пунктами имели системный характер хорошо управляемого боя с чётко выраженной целью. Немцы бросали в бой авиацию, артиллерию и танки. Ни с боеприпасами, ни с горючим у них особых проблем не было.

Уже в сумерках, возвращаясь из 113-й стрелковой дивизии, Ефремов спросил своего заместителя по тылу полковника Самсонова:

– Ну что, Илларион Гаврилович, заедем теперь в ваше хозяйство?

– Вот как раз подъезжаем к деревне, где размещается один из передвижных полевых госпиталей.

– Сколько здесь раненых и кто начальник?

– Начальник ППГ – капитан медицинской службы Маковицкая. Да, кажется, вы её знаете.

– Да, помню. Под Наро-Фоминском. Однажды был в её хозяйстве. Так сколько раненых у Маковицкой?

– На вчерашний день было восемьсот одиннадцать. Сегодняшнюю сводку не знаю. Но, думаю, увеличение.

– Поедемте к Маковицкой.

Операционная размещалась в просторном кирпичном доме с глубокими, как монастырские бойницы, маленькими сводчатыми оконцами. Пахло хлоркой и берёзовыми дровами.

Когда командарм вошёл в дом, Фаина Ростиславна спала за столом, положив голову на руки и накинув на плечи шинель.

– Прикажете разбудить? – спросил в коридоре пожилой санитар.

– Не надо, – остановил его Ефремов.

– Вот и правильно, товарищ генерал, – благодарно кивнул головой санитар. – Товарищ военврач всего-то три-четыре часа в сутки спят. И то не всегда. То операции, то осмотр, то теперь вот налёты. Бомбят почти каждый день.

Пошли по дворам. Некоторые раненые были на ногах. Когда вошли в третий дом, их догнала Маковицкая. Подбежала, запыхавшаяся, вскинула к белой каракулевой шапке ладонь.

– Мне доложили, вы мало отдыхаете. – Командарм протянул ей руку. – Рассказывайте, что у вас. Я вижу, некоторых из ваших подопечных можно уже возвращать в строй. Других – через неделю-другую. Как вы считаете?

Маковицкая молчала. И вдруг сказала:

– Товарищ командующий, вынуждена вам доложить – среди раненых выявлены тифозные больные…

– Что?! В армии – тиф?!

В ту же ночь Ефремов телеграфировал в Износки, в штаб восточной группировки о срочном командировании под Вязьму главного хирурга армии и главного эпидемиолога.

На другой день самолёт доставил на полевой аэродром группу военных врачей во главе с главным хирургом.

Ефремов сказал прибывшим:

– Судьбой и обстоятельствами нашей армии посланы новые испытания. Тиф. Нужна срочная квалифицированная помощь. Нужно сделать всё необходимое, чтобы не допустить распространения тифа как среди личного состава подразделений, так и среди местных жителей. А на вас, профессор, у меня особая надежда. – Командарм смотрел на высокого седоватого подполковника в кожаном реглане с меховой подстёжкой. – Дивизии нуждаются в пополнении. Пополнения нет. Коммуникации, как вы знаете, нарушены. А в госпиталях скопилось много раненых, которые вполне могут держать в руках оружие. Разберитесь. Наведите порядок. В строй, буквально в ближайшие три-пять дней, должны быть поставлены не менее шестисот-семисот человек.