Прорыв (СИ)

— Жить будет. Но сейчас после наркоза спит. Что знаю расскажу, — обратился он к пришедшим. Рассказ его был отрепетирован и выверен, давал массу возможностей для толкования и, так или иначе, требовал расспросить главного пострадавшего — полковника Петренко. На заявление отвести их немедленно к генералу только махнул рукой в сторону операционной, типа хотите-идите и устало сел на пустой ящик. Не трогайте врача, и так день сумасшедший.

Петренко пришёл в себя поздно вечером, на каталке его вывезли к собравшимся. Тут, конечно, был самый тонкий момент. Если бы они настояли, заставили Наливайко показать где содержится генерал, ситуация вышла бы из-под контроля. Но сыграл свою роль комплекс тонко выверенных агентом и связным условностей. В отсутствие командира решения принимает первый зам. В его отсутствие — кто-то из прочих замов. Вот тут получается, что авторитет Наливайко как свидетеля дела и главного врача, что не позволял пока трогать раненного полковника, был неоспорим. Поэтому Долговцы и удовлетворились его почти правдивым рассказом.

Перед тем, как представить пациента соклановцам, Наливайко сделал ещё одну пакость. Набрал полны шприц витамина С и вкатил ничего не подозревающему Петренко. Тот предполагал, что ему вводят антидот, а не этот ужас. Боль была катастрофической, но быстро пошла на убыль. Вообще-то эту кислоту внутримышечно ввёл бы только палач. Ну, или очень заинтересованный в сотрудничестве капитан русской разведки.

— Подобное лечится подобным! — сурово сказал он вполголоса Петренке, бросая шприц в мусорное ведро. После такого захода не пришедший до конца в себя после наркоза полковник представлял максимально удобный объект манипуляций.

— Тебе ещё одна завтра. Сейчас к нашим поведу. Рассказывай всю правду, в рамках, как говорили. Вот тебе индульгенция! — Наливайко вынул приказ, тот, что Таченко в своё время написал для Резанова, когда тот отправился к военным якобы за покупкой АТ-121. Петренко соображал слабо, но бумагу узнал и состроил вопросительный взгляд.

— Это твоё спасение! Вот, — доктор аккуратно оторвал верх бумаги, где было написано кому она выдана, а именно Резанову, затем рваный край обильно смочил в кювете с кровью, натёкшей из ран Петренки. Получилось вполне достойно — приказ об отправке к военным на Северный блокпост, подписанный самим генералом. А что до шапки его потрёпанной и в крови, то тут понятно — рана в ногу, а бумага была кармане форменных штанов. Логично всё. Полковник кивнул и спрятал документ.

Прошло всё как и планировалось. Клановцы засыпали вопросами пострадавшего тот еле ворочая языком, в общих чертах рассказал о съехавшем с катушек генерале, о том, как его спасли люди Наливайко, дотащили до базы на себе, в конце продемонстрировал доказательства своей правоты — окровавленную бумагу с собственноручной подписью генерала. О том зачем шёл, конечно, умолчал.

А про найденные у него в сейфе наркотики и золотишко никто не спросил, потому что не было их уже там. Зато появились обратно несколько тысяч евро и долларов, как бы пропавших с уходом Петренко.

— Мужики, мутит меня, я сейчас отключусь. Завтра буду в порядке, Таченко в подвале, я прошу никому с ним не контактировать. Охране дал приказ стрелять на шум. Прошу, давайте до завтра. Утром его вызовем и все вопросы зададим, плохо мне, звиняйте, братцы… — и Петренко трагично, но не переигрывая, упал на каталку. В комплексе с бледным видом, потным лбом и обильно кровящей из-под повязки двойной раной, его просьба выглядела естественно.

— Что ты то скажешь, — насели клановцы на Наливайко, как только он отправил полковника за ширму.

— Мужики, я вам всё сказал. Генерал расстрелял безоружного и своего зама, Грозу у него я сам выбил из рук. Нас бы тоже порешил, глаза были у него совершенно неадекватные. Что произошло меж них, пусть полковник и расскажет, Таченко никуда не денется до завтра!

Всё верно, с учётом небольшой, но важной, недосказанной детали. Никакого завтра у генерала не планировалось.

— Командир! Ты тут?

Таченко просидел в подвале часа три, а может и все шесть. Чувство времени в темноте и тишине пропадает. Дико болели челюсти, сведённые судорогой из-за кляпа, рук не чувствовалось вообще. Найти какой-то острый угол, чтобы избавиться от пут и кляпа, не получилось. Он совсем пал духом, в основном от полного непонимания произошедшего, но вдруг услышал, как его кто-то зовёт. Встал, замычал как можно громче.

Вспыхнул налобный фонарь, резко ослепив генерала. Кто-то шуровал с решёткой, увидеть не получалось. Ржавая дверь подалась с низким скрипом, пришедший наконец опустил фонарь. В руке его был внушительный тактический нож. Испугаться генерал не успел.

— Во суки, охренели совсем, — пришедший был не один. Быстрым движением рассёк пластиковый хомут на руках, поддел и перерезал ремни кляпа. Таченко поднял не слушающиеся руки и попытался размять сведённые мышцы лица. Бестолку, рук будто не было, а лицо жутко болело, даже спросить кто это не смог. Долговец был в обычном боевом облачении. Сзади стоял ещё один в экзе.