Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов

Оберегая себя и весь экипаж, старшина выбирал низины, делал зигзаги, прятался за буграми. Немцы занервничали. По самоходке ударила одна и вторая 88-миллиметровка. Но расстояние и виражи не позволяли артиллеристам бронепоезда поймать цель. Снаряды пролетали мимо или врезались в землю на расстоянии двадцати-сорока метров и дальше.

Чистяков высунулся из люка, пытаясь разглядеть, цела ли машина Степана Авдеева. Толком ничего увидеть не смог, пятачок переезда заслоняла пелена дыма. Горел подбитый танк в капонире и будка у шлагбаума. Занялась огнем кладка просмоленных шпал, добавляя клубы черного маслянистого дыма.

Может, уцелеет Степан. Сейчас по его самоходке ведет огонь лишь одно орудие. Но бьет оно по неподвижной цели. А чертова черепаха, кажется, невредима, если не считать разбитой гаубицы в головном вагоне.

За ночь мастера не только заменили пушку (впрочем, ее уже разнесло попаданием из орудия Авдеева), но и прицепили платформу, заполненную мешками с песком. Укрепили броневыми листами дизель, командный пункт. Мешками с песком были обложены тяжелые зенитки и 20-миллиметровые автоматы.

Майор, командир бронепоезда, внимательно следил за ходом боя. Пока, кроме попадания в гаубицу, русские не добились серьезных успехов. Видимо, они испытывали недостаток в снарядах. Но неподвижно застывший «дозеноффнер», кажется, пристрелялся. Взрыв вывернул гору щебня едва не под колесами броневагона. Вмятая броня треснула по шву, контузило двоих артиллеристов.

Майор высматривал в бинокль заходящую со стороны бугристой равнины вторую русскую самоходку. Через несколько минут она окажется на расстоянии прицельного выстрела ее тяжелого орудия, а цепочка вагонов будет как на ладони. Не отрываясь от бинокля, он потянулся к телефону, чтобы дать команду усилить огонь по приближающейся русской машине.

В этот момент оглушительно грохнуло, как показалось, над головой. Фугас, выпущенный с переезда, угодил в мешки с песком, в пяти метрах от командного пункта. Майора сбило с ног, окуляр бинокля рассек бровь.

Заместитель, молодой капитан, помог ему подняться, промокнул рану носовым платком и вызвал фельдшера. Майор выглянул наружу. Снаряд вывернул и искромсал спаренную 20-миллиметровую установку. В луже крови лежал ее командир с оторванными ногами, рядом шевелился наводчик, тоже тяжело раненный. Защитную стенку из мешков с песком развалило, песок рассыпался по площадке.

Если бы снаряд взорвался немного поближе, он бы сплющил рубку командного пункта. И тогда лежали бы в луже крови не артиллеристы, а майор с заместителем.

– Клаус, – позвал он капитана. – Иди, встань сам к орудию и прикончи эту самоходку на переезде. Она, кажется, уже подбита и не способна передвигаться.

– Так точно, – козырнул тот. – У вас течет кровь из уха, господин майор.

– Неважно. Добивай ее.

Исполнительный капитан побежал к одному из орудий. Фельдшер, протерев бровь и ухо спиртом, накладывал пластырь.

– Быстрее, – торопил его майор. – Надеюсь, раны не смертельные?

– Конечно, нет. Мы еще переживем всех этих русских, – отозвался фельдшер, тоже старый солдат.

Майор заглянул в боковую смотровую щель и замер. В течение тех считаных минут, пока он приходил в себя и посылал капитана добивать самоходку, вторая нырнула из-за бугра и застыла на его вершине. Расстояние до нее составляло около километра, а темное отверстие ствола перемещалось по вертикали. Это означало, что через секунды выстрелит шестидюймовое орудие.

«Зверобой» Степана Авдеева получил еще одно попадание. Болванка смяла, как бумагу, подкрылок, разорвала правую гусеницу, вышибла верхний каток. Удар встряхнул самоходку, запахло горелым маслом.

– Товарищ лейтенант, – в отчаянии крикнул механик Иван Крылов. – Машина горит, двигатель не запускается.

– Выбирайся, – коротко отозвался Степан, не отрываясь от прицела.

Сержант Крылов отбежал десяток шагов. Пламени он не увидел. Масло, вспыхнувшее от удара, погасло и лишь чадило. Он замер, не зная, что делать дальше. В любом случае, обе гусеницы порваны, и машина полностью обездвижена.

Раздался выстрел. Крылов невольно проследил, куда попал снаряд. Взрыв угодил в головной вагон, где, кроме разбитой гаубицы, находилась зенитка. Но определить результат попадания сержант не смог из-за большого расстояния. Зато в метре от самоходки с воем пронеслась бронебойная болванка. Крылов снова влез на броню и крикнул Авдееву:

– Степан, огонь погас, но обе гусеницы порваны. Уходим!

– Уходи, я сейчас, – видя, что механик не решается бросить машину, обозленно махнул рукой. – Не мешай… есть возможность, живи, Ваня.

Двадцатилетний сержант Крылов медленно пятился прочь от своей обреченной самоходки. Очередной снаряд с бронепоезда, лязгнул о боковую броню, высекая сноп искр. Иван ускорил шаг. Орудие «зверобоя» успело выстрелить два раза. Крылов уже подбегал к траншее, когда раздался еще один лязгающий удар. Механик понял – этот смертельный.