Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов

Продырявленная «штуга» застыла, из нее торопливо выбирался экипаж. Т-34 успел выстрелить еще раз, но сразу два снаряда из противотанковых пушек угодили в покатую броню возле люка механика-водителя. В тесной коробке ворочались, пытаясь вылезти, оглушенные, контуженные танкисты. Их душил дым, из моторного отсека выбивалось пламя. У командира «тридцатьчетверки» хватило сил открыть люк, кое-как выбраться наверх и вытянуть башнера.

Самоходка Кузнецова выстрелила с разворота, наводчик не успел толком прицелиться. Шестидюймовый снаряд из накренившегося «зверобоя» взорвался шагах в семи от противотанковой пушки. Осколки и камни обрушились на нее, взрывная волна перевернула пушку и раскидала расчет.

Уцелевшая «штуга» и 75-миллиметровка пробили верхнюю часть рубки «зверобоя» и, словно молотом, ударили по массивной орудийной подушке. Наводчик был убит, лейтенант Кузнецов, оглушенный, мало что соображая, ворочался, пытаясь встать.

До этого получалось так, что опытный наводчик редко подпускал молодого командира к прицелу и вел огонь всегда сам. Сейчас Никите Кузнецову предстояло занять его место. Лейтенанта торопил заряжающий:

– Ну, быстрее, товарищ командир. Снаряд в стволе…

Никита целился старательно. Он даже не почувствовал удара бронебойного снаряда, отрикошетившего от боковой стенки рубки. Когда прицел совместился с лобовиной, стоявшей в двухстах метрах «штуги», Кузнецов надавил на педаль спуска.

Девятнадцатилетний лейтенант не слышал выстрела, собственного крика и, тем более, испуганных голосов экипажа обреченной «штуги». Грохот победного салюта рассыпался огненным клубком. Смерть Никиты Кузнецова была мгновенной, кумулятивная головка немецкого снаряда прожгла его насквозь.

Он не видел, как взорвалось от прямого попадания штурмовое орудие, как детонировали снаряды, выламывая крышу рубки, выкидывая горящие обломки и тела вражеского экипажа. Из его горевшей самоходки успели выскочить механик и заряжающий, отбежали в сторону и залегли.

Позади горела еще одна «тридцатьчетверка», из окон вели огонь пулеметчики. Прилетели и разбились с недолетом огненными клубками два заряда «фаустпатронов». Вторую пушку уничтожил командир танкового взвода. Его «тридцатьчетверка» стояла посреди улицы, башня вращалась, посылая снаряды во все стороны.

Замолк перегревшийся «дегтярев». Наружу выскочил стрелок-радист со вторым пулеметом и пытался торопливыми очередями не подпустить близко солдат штурмовой группы с огнеметом.

Десантников теснили, и они невольно сбивались возле единственного уцелевшего танка. Два других и «зверобой» Кузнецова горели огромными кострами, ввинчивая в небо вихрь дыма, пепла и раскаленного воздуха. Командир взвода знал, что вряд ли продержится более десяти минут. Проклятый серый город сожрет его, как сожрал ночью танковую роту, ее экипажи, десант и комбата Болотова.

Древние дома крепостной постройки, узкие улицы замыкали несколько веков один из путей с востока на запад, горловину между обширной болотистой низиной и высоким берегом, бьющейся внизу речки. Город-ловушка, перемалывающий тех, кто хотел прорваться.

Это хорошо понимал командир танкового взвода, его экипаж, бойцы десанта и двое уцелевших самоходчиков, расстреливающие обоймы своих пистолетов.

Но на войне спасение приходит порой так же внезапно, как и смерть. Остатки второй танковой роты батальона Шаламова, проломившись сквозь немецкую оборону на окраине, остановились возле уцелевшей «тридцатьчетверки» и кучки израненных, контуженных бойцов.

– Что, не ждали? – высунулся из люка старший лейтенант. – А мы уже здесь. Правда, от роты всего три машины остались.

Не дожидаясь ответа, он повел три своих громыхающих танка дальше.

Комбат Шаламов тоже вел оставшиеся танки в сопровождении двух «зверобоев» к западной окраине. Надо было вырываться из тесноты домов, сохранить как можно больше машин и людей. На выходе из городка их наверняка поджидают укрепления и укрытые в засадах танки и орудия.

Это был прорыв, который Чистяков видел впервые, и его придется повторять не раз, штурмуя города Западной Европы, превращенные в крепости и ловушки не желающим сдаваться Третьим рейхом и его вождями.

Пять «тридцатьчетверок» и две самоходки шли, непрерывно ведя огонь. Из окон и крыш летели противотанковые кумулятивные гранаты, пулеметные и автоматные трассы. Реже сверкали вспышки смертельно опасных «фаустпатронов».

Сопротивление слабело. Плотный огонь «трехдюймовок» и танковых пулеметов, непрерывно стрелявший десант не давали немцам высунуться и хорошо прицелиться. Снаряды «зверобоев» прошивали и обваливали куски стен, глуша взрывной волной все живое. С крыш градом сыпалась выбитая черепица, часть домов уже охватил огонь.

Следом в город входил третий танковый батальон, остальные самоходки и пехотная бригада. Они избежали таких потерь, как передовые роты и батареи. Зажатый в тиски гарнизон огрызался огнем, поджигая машины и убивая бойцов. В плен никто не сдавался, да и вряд ли в этой мясорубке кого-то могли пощадить.