Прорывные экономики. В поисках следующего экономического чуда

Поймите, какие выгоды несет в себе жесткая посадка. Непостоянство экономического развития может пугать, но оно вовсе необязательно вредно для долгосрочного роста. Часто бывает как раз наоборот. Великое успокоение последних десятилетий ни на йоту не увеличило долгосрочных темпов роста США, так же как резкие подъемы и спады конца XIX века никак не повлияли на разразившийся вскоре в стране общий экономический кризис. Зато, как мы часто наблюдали во всем мире, страны, у которых находилось достаточно средств, чтобы заплатить за «мягкую посадку» при выходе из рецессии, нередко глубоко и надолго увязали в этой дорогостоящей мягкой подушке.

Предпочтение мягкой посадки вполне логично и понятно, но, не менее очевидно, именно жесткие посадки нередко вынуждают государства идти на реформы и закладывать фундамент для быстрого экономического роста. В последние годы это случалось в ряде стран, от Швеции и Финляндии в начале 1990-х годов до Азии после финансового кризиса 1997–1998 годов. Экономист Энди Се, общепризнанный эксперт по Азии, разработал интересную систематику выигравших и проигравших в результате этого кризиса, и, по его оценке, самые агрессивные реформы были проведены в Южной Корее. Се утверждает, что если бы Южная Корея не пострадала так сильно от жесткой посадки в 1998 году, она, вероятно, не была бы сегодня членом ОЭСР. А вот, например, Малайзия, которая, желая избежать шоковых последствий кризиса 1998 года, ввела жесткий контроль над движением капитала и вообще не стала реформировать свою экономическую систему, сегодня сильно отстает от своих соседей.

Но особенно жестко Се критикует Японию, в которой, по его словам, «величайший “пузырь” в истории человечества» лопнул вообще без каких-либо негативных последствий – это все равно что свалиться с Эвереста и не сломать ни одной косточки. На пике подъема на долю этой страны приходилось 40 процентов суммарной стоимости недвижимости планеты, но вместо того чтобы в один «прекрасный» момент разом с треском обвалиться, цены на недвижимость медленно снижались на 7 процентов в год в течение двух десятилетий, в итоге этот рынок уменьшился в общей сложности почти на 80 процентов. Тут не было ни массовых продаж заложенного имущества, ни объявлений банкротств, ибо правительство упорно спасало должников всевозможными дотациями и субсидиями, превращая тем самым в руины свою собственную финансовую систему. А поскольку фондовый рынок потерпел крах, хотя на рынке недвижимости обошлось практически без потерь, молодым людям, владевшим только акциями, стало не на что приобретать жилье. Многие из них отложили рождение детей и надолго обрекли страну на уменьшение народонаселения. По словам Се, если бы Япония тогда просто позволила своему рынку недвижимости «самоотрегулироваться», сегодня в стране наблюдался бы прирост населения.

Любопытно, что Китай в наши дни тоже все больше переходит со своего прежнего жесткого и неудобного пути на японский. В 1998 году страна была еще в основном изолирована от потоков капитала, разносивших азиатскую заразу по всему миру, но все равно проводила жесткие реформы, направленные на оптимизацию государственных предприятий и приватизацию рынка недвижимости. Это позволило Китаю довести свою производственную систему практически до совершенства, но сегодня он оказался в более трудной ситуации. В Китае и банки, и их корпоративные клиенты, как правило, принадлежат государству, которое контролирует львиную долю экономики, и государство никогда не позволяет этим должникам доводить дело до банкротства. Должники просто «зависают», рассчитывая на очередной транш дешевых кредитов, который поможет им поправить финансовое положение. Начиная с 2008 года суммарная задолженность как доля от ВВП страны выросла со 115 до 170 процентов, и чем богаче становится Китай, тем менее вероятно, что страна добровольно пойдет на жесткие меры.