Дверь приоткрылась, Никифоров проскользнул внутрь, и дверь сразу закрылась, щелкнул замок. Схватив женщину, инженер прижал ее к стене возле двери и начал жадно целовать лицо, шею, его руки метались по телу «библиотекарши», жадно сжимали ее грудь. Каплунова только шептала: «Васенька, ну не надо, ну зачем здесь, Васенька, ну ведь узнает кто, неприятности будут… ох…»
Ее ноги задрожали и бессильно подогнулись, когда Никифиров стал задирать подол ее платья. Ощутив его горячие нетерпеливые и такие желанные ладони на своих бедрах, женщина уткнулась в его плечо лицом и только стонала, возбужденно дыша. А инженер лапал, ласкал ее ноги, тихо рыча от возбуждения. Вот его руки с женского животика скользнули в теплые рейтузы.
– Ах, Вася, – простонала Каплунова, – нет сил никаких уже… Что ж ты творишь со мной!
И он подхватил ее со спущенным до колен бельем и усадил на стол, судорожно начал расстегивать свои брюки… приподнял ее ноги, подхватив их под колени…
Кирю вывели из-за решетки и усадили на табурет посреди комнаты. Он посмотрел на окно, за которым кружился снег. Где-то ржала лошадь, смеялись дети. «Деревня, что ли, – подумал Киря с тоской. – Крепко я попал в этот раз, ох крепко. Если уголовка ради меня такой спектакль устроила, то все серьезно. Нет, не ради меня, ради еще чего-то. Эх, из-за этого серьезного не пришили бы меня, как свидетеля. Кто их знает, что там у них в головах в этой уголовке. Прикажут им, и кончат они меня тут же». Киря сидел и с тоской смотрел на свои худые ступни в грязных носках, то и дело трогая пальцами шею и затылок, где все еще болело после удара.
С улицы вошли двое незнакомых мужчин и, посматривая на арестованного, не спеша сняли полушубки и повесили их на гвозди у двери. Сразу видно, что начальники. Эти решение принимать будут. Остальные, что его тут в доме караулят, мелкие опера, видать. А эти пришли, которые в чинах.
Мужчины, с шумом двигая стулья и потирая руки с мороза, уселись напротив Кири, рассматривая его. Один плечистый, с широким лицом, с густыми волосами, зачесанными назад. Второй помельче, но тоже крепкий мужчина. Волосы седые, пострижены ежиком. И глаза холодные. Киря поежился от его взгляда и снова стал смотреть в пол. Страх нарастал постепенно. Киря боялся, что страх скоро заполнит его изнутри всего полностью, и тогда… черт его знает, что тогда случится, истерика, припадок или он в окно выбросится прямо на стекла. И этими стеклами себе вены порежет!
– Ну вот что, Хлебников, – с усмешкой заговорил широкоплечий мужчина, закинув ногу на ногу. – Вляпался ты в нехорошую историю. Причем во всех отношениях нехорошую. И уголовный мир на тебя зол и разыскивает тебя. Ведь остались там недалеко от железной дороги два трупа. Трупы тех людей, кто выследил музейное историческое золото и похитил его после бомбежки. И мало кого интересуют нюансы, Хлебников. Два трупа грабителей есть, а золота нет. А потом появляешься ты и торгуешь его посреднику. Некрасиво, не понимают тебя твои дружки-корешки. Есть опасения, что два мокрых дела на тебя повесят. Кто там будет разбираться, убивал ты их или нет. Свидетелей-то не имеется.
– Но я же и правда никого не убивал, – судорожно пожал плечами Киря. – Я же взял, когда они оба мертвые были.
– Почти, – вставил седовласый, с нехорошими глазами мужчина. – Почти мертвые. Один умер через пятнадцать минут, второй через два часа в больнице.
– Но я же не врач, я не могу определить, умер или нет. Они там поубивали друг друга, а я…
– А ты решил поживиться, – усмехнулся широкоплечий. – Уголовный мир не простит, что ты взял у них то, что принадлежит им, а не тебе. Есть и еще одна неприятная деталь в твоем положении, Хлебников. Тебя задержали не сотрудники уголовного розыска, а сотрудники НКВД. И потому тебе будет предъявлено обвинение не по банальным статьям, по которым ты уже отбывал сроки, а за кражу государственного имущества, что карается гораздо серьезнее, чем хищение личного имущества граждан. А еще, Киря, тебе все время следствия придется сидеть здесь, поскольку мы не хотим, чтобы тебя в камере следственной тюрьмы ночью задушили подушкой или убили гвоздем в ухо. Хочется нам, чтобы ты до суда дожил.
– Так если вас послушать, так меня и потом из-под земли достанут, – уныло пробормотал Киря.
– Потом некому будет, – пообещал седовласый. – Те, кого мы возьмем, если они не будут оказывать сопротивление и мы их не пристрелим при задержании, те попадают под расстрельные статьи, а те, кто сядет, те сядут в такие зоны, откуда малявы не пошлешь. Оттуда не доходят малявы, и оттуда не выходят заключенные. Хочешь жить – давай разговаривать откровенно.