Проселочные дороги

Ночь прошла спокойно. На сей раз я устроилась с удобствами: лежала на матрасе, завернувшись в одеяло, с думкой под головой. Спряталась за дерево, как было велено, и сначала честно караулила, а потом заснула. Наверное, потому, что и в самом деле было тепло и мягко. Проснулась на рассвете и наверняка опять бы заснула, но тут увидела Марека.

Марек вылез из колодца и, не прячась, пристроился на остатках каменной кладки. Что-то положил на камень, нагнувшись, разглядывал, потом, встав перед камнем на колени, принялся в чем-то копаться.

В этот самый момент распахнулись двери нашего вагончика, и на крылечке появилась мамуля в халате, наброшенном на ночную рубашку. В руках она держала большую бутыль из-под молока.

Все, что произошло в последующие мгновения, я из своей засады видела отчетливо, во всех подробностях.

К бараку Марек был обращен спиной, все его внимание привлекала вещь, которой он занимался. Выйдя на крылечко, мамуля потянулась, потом обвела взором свои владения и сразу увидела у колодца подозрительную фигуру. Взошедшее солнце било ей в глаза и не позволяло разглядеть злоумышленника. Но и увиденного было вполне достаточно.

Мамуля колебалась лишь мгновение. Одним махом слетев с крыльца, словно сбросив сорок лет, она молнией метнулась через двор и с криком «Ну, я тебе покажу, мердяй!» замахнулась банкой на Марека. Все остальное произошло одновременно. Позабыв о клятвенных обещаниях лишь пассивно участвовать в событиях, я сорвалась со своего матраса, чтобы перехватить мамулю, иначе та способна не только разбить бутыль о голову любимого человека, но и столкнуть этого человека в колодец.

Мареку удалось перехватить бутыль, уже занесенную над его головой. Крышка со звоном покатилась по камню, мамуля пошатнулась, Марек бросил бутыль и схватил мамулю, бутыль с оглушительным звоном разбилась в колодце, мамуля кричала и вырывалась из рук злоумышленника, двери фургона со стуком распахнулись, выскочила разъяренная Тереса со своей челюстью в руках, за ней полураздетая Люцина, обе с грохотом скатились со ступенек, но, кажется, ничего себе не повредили, потому что вскочили на ноги и уставились на сцену у колодца.

Мамуля вдруг перестала кричать и вырываться, разглядев наконец, с кем имеет дело.

— Ах, это пан... — произнесла она с величайшим сожалением. — А я думала — мердяй...

Тереса молча повернулась и кинулась в вагончик — надеть зубы. В дверях она столкнулась с несколько запоздавшими тетей Ядей и Лилькой. Тетя Ядя тоже повернулась и скрылась внутри — захватить фотоаппарат. Через минуту семейство в полном составе столпилось вокруг колодца. Не хватало только отца, который спал сном праведника.

— А что я говорила! — торжествовала Люцина. — Я знала, что они ищут в колодце! Думали, я не догадаюсь! Ведь на той карте была буква «к».

— Ну показывайте же! — волновалась мамуля. — Что вы там нашли?

Тереса, как всегда, была недовольна и ничего хорошего не ожидала:

— Что они могут найти? Старый бабушкин ночной горшок!

— Да расступитесь же! — тщетно просила тетя Ядя. — В кадр не попадает!

Просить можно было до посинения, но я знала — никакая сила в мире не заставит их сдвинуться с места. О том же, чтобы они вернулись досыпать в вагончик, не могло быть и речи. Мареку пришлось примириться с этим и отказаться от соблюдения элементарных требований техники безопасности.

— Ножницы! — раздраженно бросил он. — В таком случае принесите мне ножницы! И чтобы не дергались, стояли смирно!

За ножницами побежала Лилька. А мы не сводили глаз с лежащего на каменном обрамлении колодца свертка из старой прорезиненной ткани, перевязанного бечевкой.

— Это кусок от немецкого прорезиненного плаща, — стал объяснять Марек, но Люцина перебила:

— Ага, такие носили гестаповцы.

Бросив на нее недовольный взгляд, Марек веско произнес:

— Я не знаю, что там внутри. И не притронусь к этому до тех пор, пока вы все как одна не отодвинетесь на безопасное расстояние и не ляжете на землю!

— Вот еще, на землю ложиться! — фыркнула Тереса. — Чего ради? Небось спрятала там старые бумаги. Или револьвер, он сам не выстрелит!

Вернулась Лилька с ножницами, за ней пришлепал в домашних туфлях отец, на которого Лилька в спешке уронила шкатулку со швейными принадлежностями. Отец завернулся в одеяло, конец которого тащился за ним по пыли. Бабы дружно возмущались негигиеничными требованиями Марека, но он остался непоколебим. Пришлось отступить от колодца и полукругом залечь вокруг него. Тетя Ядя из позиции лежа ухитрилась навести на Марека свой аппарат — ну точь-в-точь готовый выстрелить пулемет — и замерла в выжидании.

— Мне ничего не видно! — канючила мамуля. — Проклятая крапива все закрывает. Неужели нельзя по-человечески сесть на стул?

— Нельзя! — сквозь зубы процедил Марек, принимаясь за сверток.

— Какой злой! — шепотом пожаловалась мамуля, но Тереса ее одернула:

— А как ему к тебе относиться, когда ты его чуть не убила своей банкой? Эй, долго нам еще тут лежать?

— Пока не распакует! — ответила я за Марека. — И не нервируйте его, дайте работать спокойно.