Проша

— Слушай, а она говорить умеет? — растягивая слова процедил чернявый Мамука, не глядя на Сеню.

— Не боись, с этим у нас все в порядке! Правда, Сенюха? — потрепав сестру по разметавшимся волосам, изрек братец Костя. — Скоро сам убедишься.

— Да мне без разницы, — презрительно сощурился толстяк и сплюнул в канаву.

— Слон, значит, завтра встречаемся возле пруда? — уточнил Костя.

— В двенадцать тридцать. Дорогу Мамука покажет.

Парень с выбитым зубом по кличке Слон поворотил велосипед, вслед за ним то же проделал Мамука, и вскоре оба скрылись за поворотом.

— Ладно, давай — залезай на багажник, — скомандовал он. — Ты чего смурная такая? Где тебя носило — там с бабой Инной истерика…

— Да нет, я ничего… Гуляла просто.

— А я новый велик обкатываю. — Костя кивнул на свой новенький велосипед. — Так классно!

Сеня взобралась на багажник и обеими руками вцепилась в сутулые плечи брата. Далось ей это не без труда, потому что брат её Костик был чрезвычайно худ и высок, отчего в школе получил кличку «Длинный», а в бывшем Дворце Пионеров, где он занимался в компьютерном классе, преобиднейшую кликуху «Глист». Костя был близорук, носил очки, кроссовки сорок второго размера, сгибался при ходьбе в три погибели и клевал носом. В жизни его интересовало одно — компьютеры. А теперь, как видно, ещё и велосипед. Он был замкнут, угрюм и дик — сторонился компаний и вообще людей, и часами просиживал перед экраном компьютера, погружаясь в ирреальный мир хитроумной игры… Потому-то сестра его так удивилась, увидав брата в сопровождении сверстников — такое случилось с ним едва ли не впервые…

«Видно, местность подействовала!» — подумала Сеня. Брата она не то, чтобы недолюбливала — просто у них было мало общего. Трудно было найти существ, столь близких и столь непохожих… Сеня была живая, вспыльчивая как огонь — мгновенно загоралась и так же быстро гасла. А Костя редко выказывал свои истинные чувства — казалось, что он не живет, а тлеет, прозябая в каком-то сумрачном полусне. Его невозможно было вывести из себя, по крайней мере ближайшим родственникам это не удавалось. Он отмалчивался, согласно кивал в ответ на любую ругань, даже самую несправедливую, и только спешил поскорее смыться к своему компьютеру. Впрочем, эта черта их, пожалуй, объединяла: оба жили в своем собственном мире и не желали пускать в него никого — в том числе близких…

Мама иногда, смеясь, звала их отшельниками, а Костю и вовсе странно: «Вещью в себе». Что это за вещь такая Сеня не знала, но догадывалась, что нечто не очень приятное. Наверное маме хотелось, чтобы её дети больше походили на обыкновенных детей — шалили, смеялись… дрались, наконец! А не прятались по углам детской: одна — уткнувшись в книжку, другой — в экран компьютера…

Да, конечно маме хотелось, чтоб её сын был нормальным парнем веселым, общительным… Чтобы двойки приносил и разбивал мячами витрины — и пускай за них платить бы пришлось! Конечно, это она только так говорила, подозревала Сеня, — потому что если б Косте вздумалось на самом деле расшибить витрину мячом, ему бы дома не поздоровилось!

Впрочем, маму не слишком радовала и дочь. Уж больно мечтательная! «Все витаешь в облаках?» — вопрошала мама, сокрушенно покачивая головой, когда видела как её дочь валяется на диване, обложенная горой книг, и широко раскрытыми глазами глядит в потолок.

Брат с сестрой догадывались, что родители не разделяют их увлечений и вообще от них не в восторге, и отвечали им той же сдержанностью. И все теснее смыкался круг отчуждения, все меньше тепла дарил домашний очаг…

И все же, и все же… Как же они любили своих родителей! И как мечтали, чтобы в один прекрасный день этот замкнутый круг вдруг взорвался, и вся непроявленная любовь и нежность друг к другу вырвалась на свободу…

И когда Костин велосипед птицей порхнул в распахнутую калитку и родные мамины руки подхватили Сеню, а теплая прядь маминых темных волос упала ей на глаза, она вздрогнула и как будто вышла из оцепенения. Прижалась к маме, жалобно всхлипнула, слезы выступили на глазах…

— Доченька, что с тобой? Что ты, милая?

Мама спешила в дом, обнимая Сеню за плечи. Не так давно она ещё носила её на руках… Вот и кровать — ещё не знакомая, вот и ватное одеяло — свое, из дома… Сеня жалась к нагретой стене, занавешенной тканым ковриком — её комнату обогревала задняя стена печки. Она ведь и дом-то как следует не оглядела… а ведь интересно! Глаза у неё слипались.

— Ну что? Голова не кружится? — мама с тревогой вглядывалась ей в лицо. — Больше не тошнит?

Сене волей-неволей пришлось рассказать о своем падении — уж больно вид у неё был нездоровый. Только в своем пересказе открытый люк она заменила камнем, о который якобы с разбегу споткнулась. Люк вполне мог довести взрослых до инфаркта!

— Ничего, мамочка, все прошло, не волнуйся!

— Ладно, родная, спи! — мама склонилась над ней совсем низко и поцеловала в прохладный нос. — Завтра поищем врача. Говорят, здесь в поселке где-то поблизости врач живет. Ну все, до завтра.