Прощай, Африка !

Билеа Иса, сомалиец, слуга Денниса, приехал на ферму из Найваша. Билеа два раза был с Деннисом в Англии, учился там в школе и говорил по-английски, как джентльмен. Несколько лет назад мы с Деннисом присутствовали на свадьбе Билеа, в Найроби; празднество было роскошное и длилось семь дней. Но великий путешественник и знаток наук снова вернулся к обычаям своих предков, он был одет в золотые одежды, и склонился до земли, приветствуя нас, и он танцевал тогда танец с мечом, -- дикий, самозабвенный танец пустыни. Билеа пришел, чтобы навестить могилу своего господина и посидеть возле нее; вернувшись, он почти не разговаривал с нами, и вскоре уже сидел рядом с остальными, прислонившись к стене и положив руки тыльной стороной на землю.

Фарах выходил и стоя разговаривал с погруженными в печаль людьми. Сам он был тоже довольно мрачен.

-- Было бы не так плохо, -- сказал он мне, -- что вы уезжаете из нашей страны, если бы только Бэдар остался с нами.

Слуги Денниса оставались у нас с неделю, потом один за другим разошлись по домам.

Я часто ездила к могиле Денниса. По прямой, как летит птица, от моего дома туда всего пять миль, но в объезд, по дороге, все пятнадцать. Могила расположена на тысячу футов выше, чем мой дом, и воздух там совсем другой, прозрачный и чистый, как вода в стакане; легкий ласковый ветерок треплет волосы, когда снимешь шляпу; над вершинами и холмами плывут с востока странствующие облака, и тени от них, словно живые, бегут за ними по широкой, холмистой равнине, потом они расточаются и пропадают над Рифтовой Долиной.

Я купила в лавке у индийца ярд белой материи, которую туземцы называют "американка", мы с Фарахом врыли в землю три высоких шеста и прибили к ним кусок материи, и с тех пор я видела из своего дома это место -- маленькую белую точку на зеленом склоне.

Долгий период дождей принес сильные ливни, я боялся, что трава вырастет и закроет могилу, и мы не сумеем ее найти. Поэтому однажды я собрала все выбеленные камни, которые обрамляли дорогу к моему дому -- 'те самые, которые Кароменья, не жалея сил, подкатил и сложил в кучу возле моего дома; мы погрузили камни в пикап и отвезли их в горы. Мы срезали всю траву возле могилы и положили камни квадратом, чтобы отметить ее; теперь это место всегда будет легко отыскать.

Я часто навещала могилу, а со мной всегда ездили дети моих домашних слуг, так что для них это место стало знакомым, и они всегда могли показать дорогу людям, приезжавшим посмотреть на могилу. Они построили небольшой шалаш в кустарнике неподалеку. Летом из Момбасы приезжал Али бен Салим, другом которого был Деннис, и он ходил туда и плакал лежа на могиле, по обычаю арабов.

Однажды я встретила возле могилы Хью Мартина, и мы долго сидели на траве, разговаривали. Хью Мартин был глубоко потрясен смертью Денниса. Если хоть одно человеческое существо могло бы проникнуть в его странное житье затворника, то это был бы Деннис. Странная вещь -- идеал; вы бы никогда не признавали за Хью даже возможность тайного поклонения идеалу, вам бы и в голову не пришло, что потеря кумира могла ранить его, как, скажем, потеря жизненно важного органа. Но после гибели Денниса он очень переменился, постарел, лицо у него осунулось, потемнело. И все же он сохранял сходство с безмятежным, улыбающимся китайским болванчиком, как будто ему было известно что-то очень важное, неведомое прочим, и он был этим втайне доволен. И в тот раз он мне сказал, что ночью он внезапно нашел подходящую эпитафию для Денниса. Мне кажется, он взял ее из античной греческой литературы, он сказал мне эту фразу сначала по-гречески, а потом перевел, чтобы мне было понятно: "Пусть в смерти огонь сплетется с моим прахом, мне все равно. Ибо. теперь мне хорошо".

Позднее брат Денниса, лорд УИНЧИСЛИ, поставил на его могиле обелиск, с надписью -- фразой из "Старого Морехода" -- Деннис очень любил это стихотворение. Я не слышала этой фразы, пока сам Деннис мне ее не сказал -впервые он произнес ее, когда мы с ним ехали на свадьбу Билеа. Я не видела обелиска, он был поставлен уже после моего отъезда из Африки.

В Англии тоже есть памятник Деннису. Его школьные друзья, чтя его память, построили каменный мост через небольшую речушку, разделяющую два спортивных поля в Итоне. На перилах с одной стороны они написали его имя, даты его учебы в Итоне, а с другой стороны высекли слова: "Прославлен на этих полях и любим многими друзьями". Между речкой среди прелестного английского пейзажа и гористым гребнем в Африке пролегла тропа его жизни;

если кажется, что она извивается и уходит в сторону, это всего лишь оптическая иллюзия -- уходили в сторону, уклонялись с пути окружающие предметы. Тетива была спущена на мосту в Итоне, стрела пролетела по своей траектории и попала прямо в обелиск в горах Нгонго.

Уже после того, как я покинула Африку, Густав Мор написал мне о странных вещах, которые творились на могиле Денниса, -- я никогда ни о чем подобном не слыхала. Он писал: