Прощай, Африка !

Во время войны, когда роковая власть транспортного корпуса легла тяжелым бременем на всех туземцев, скваттеры с фермы часто приходили и рассаживались около моего дома. Они не разговаривали даже друг с другом, только молча глядели на меня, сотворив себе из меня Медного Змея. Прогонять их мне было неловко -- они никому не мешали, да если бы я их и прогнала, они все равно уселись бы где-нибудь неподалеку. Но выносить это было совсем непросто. Помогло мне то, что в это время полк моего брата был послан на передовые позиции, в траншеи у Вайми-Риджа: я могла обратить взор в ту сторону и смотреть на него, как на своего Медного Змея.

Кикуйю отвели мне роль главной плакальщицы и печальницы, когда нашу ферму постигли тяжкие невзгоды. Так должно было быть и теперь, после несчастья с ребятишками. Раз я горюю о пострадавших детях, все работники на ферме могли перестать о них сокрушаться, на время позабыть о несчастье. Когда случалось какое-нибудь бедствие, они смотрели на меня, как община привыкла смотреть на жреца, который испивает чашу до дна) один за всех, ради всех.

У колдовства есть одна особенность: стоит хоть раз попасть под действие колдовских чар, как от них уже никогда полностью не освободишься. Мне казалось, что быть водруженной на столб очень, очень тягостно и болезненно, и я от души желала избежать этой участи. И все же, много лет спустя, случалось, я спрашивала себя: "Неужто со мной смеют так обращаться? Ведь я была некогда Медным Змеем!"

Когда я возвращалась на ферму и переезжала реку вброд, я прямо посреди реки встретила сыновей Канину, трех юношей и- мальчика. У них в руках были копья, и они очень спешили. Когда я их окликнула и спросила, что слышно об их брате Каберо, они остановились по колено в воде, молчаливо опустив глаза и, помедлив, ответили едва слышно. Каберо, сказали они, не вернулся, и о нем ничего не слышно с тех пор, как он убежал прошлой ночью. Они уверены, что его уже нет в живых. Либо он в отчаянии покончил с собой -- а самоубийство часто кажется туземцам, даже детям, вполне естественным выходом -- или же он заблудился в лесу и его сожрали дикие звери. Братья искали его повсюду и теперь отправились на поиски в заповедник.

Когда я выехала на берег реки, ступила на свою землю, я обернулась и оглядела равнину -- мои владения лежали выше земель заповедника. Нигде на равнине не было и признаков жизни, только вдали паслось и резвилось стадо зебр. На другом берегу из зарослей показались юноши и мальчик, они пошли быстро, гуськом друг за другом -- казалось, короткая гусеница быстро пробирается среди трав; иногда их оружие поблескивало на солнце. Казалось, они без колебаний выбрали направление -- но куда они направлялись? Их единственными путеводителями в по

исках пропавшего ребенка могли быть только грифы, которые сразу начинают кружить над мертвым телом среди равнин, и по их полету можно установить, где лежит добыча львов,

Но какой приманкой может быть для жадных стервятников жалкое маленькое тельце -- вряд ли их соберется много, да и задержатся они ненадолго. Думать об этом было грустно, и я поехала домой.

Глава третья Вамаи

Я поехала на Кияма, со мной был и Фарах. Я всегда брала Фараха с собой, когда надо было иметь дело с племенем кикуйю, и хотя Фарах в своих раздорах вел себя довольно опрометчиво, и, как и все сомалийцы, сразу терял голову, когда дело касалось обид, нанесенных его племени, но разбирая споры и ссоры других людей, он судил беспристрастно и мудро. Кроме того, прекрасно владея языком суахили, он служил мне переводчиком.

Я знала заранее, еще до моего прибытия на собрание, что главной целью собравшихся было обобрать Канину до нитки. Он увидит, как его овец гонят в разные стороны: одних -- в возмещение потерь семьям пострадавших и погибших детей, других -- на прокорм участников Киямы. С самого начала я была против всего этого. Ведь Канину, подумала я, потерял своего сына точно так же, как и другие отцы, а мне участь его ребенка казалась самым трагическим событием во всей этой истории. Вамаи умер, его это все уж не касалось, Ваньянгери -в больнице, где о нем хорошо заботятся, но Каберо был всеми отвергнут, и никто не ведал, где лежат его кости.

А вот Канину особенно подходил на роль быка, откормленного на убой для праздничного пира. Он был од