Прощай, Африка!

У меня были знакомые в Отделе Охраны, и я помогла профессору написать второе письмо с просьбой ответить первой же почтой — ему не терпелось поскорее приступить к делу. Ответ из Отдела Охраны на этот раз пришел с обратной почтой. Отдел, писали они, имеет честь сообщить профессору Ландгрину, что, учитывая научное значение экспедиции, они изыскали возможности и в виде исключения выдают ему лицензию на добычу шести экземпляров вместо четырех.

Мне пришлось прочитать письмо профессору дважды. Когда содержание письма наконец дошло до него, он так смертельно обиделся и так пал духом, что не смог вымолвить ни слова. На мои попытки утешить его он не отвечал; он молча вышел из дома, сел в машину и уехал в глубоком расстройстве.

Но когда судьба стала к нему добрее, оказалось, что профессор — занятнейший собеседник и большой шутник. Хотя мы главным образом говорили про обезьян, он рассказал мне многое о жизни, поделился своими раздумьями и открытиями. Как-то раз он сказал:

— Там, наверху, на горе Эльгон, я вдруг на минуту поверил в существование Бога. Что вы на это скажете?

Я сказала, что это очень интересно, но про себя подумала: было бы интересно узнать, смог ли сам Бог там, наверху, на горе Эльгон, хоть на минуту поверить в существование профессора Ландгрина?

Кароменья

У нас на ферме жил девятилетний мальчуган по имени Кароменья, глухонемой. Он мог издавать какие-то отрывистые звуки, похожие на глухое хрипловатое ворчание, но прибегал к этому крайне редко, словно сам первый пугался, и всегда умолкал, только тяжело дышал несколько минут. Другие дети боялись его и жаловались, что он их колотит. Я впервые познакомилась с мальчиком, когда другие ребятишки ударили его по голове сухим обломком дерева, так что у него правая щека раздулась и была нашпигована занозами, которые пришлось вытаскивать с помощью иглы. Но для мальчика это было совсем не такое мучение, как можно было предполагать: хотя ему и было больно, но зато он мог вступить в контакт с другими людьми.

Кароменья был очень темнокожий, глаза красивые — черные, влажные, с густыми ресницами; лицо серьезное, угрюмое, улыбался он очень редко — что-то было в нем схожее с маленьким черным теленком местной породы. По натуре он был активен, уверен в себе, и так как у него была отнята возможность словесного общения с людьми, он стал утверждать свое право на существование беспрерывными драками. Он удивительно метко бросал камни и обычно попадал прямо в цель. Одно время у Кароменьи был лук со стрелами, но, как видно, это оружие ему не подходило: может быть, чтобы достигнуть высокого мастерства в стрельбе из лука, совершенно необходимо слышать, как звенит спущенная тетива. Для своих лет Кароменья был очень крепкий и сильный. Вероятно, он не захотел бы поменяться с другими ребятами силой в обмен на слух и дар речи, и я знала, что он им вовсе не завидует.

Но несмотря на свои воинственные склонности, Кароменья вовсе не был злым и нелюдимым. Когда Кароменья понимал, что к нему обращаются, лицо у него сразу озарялось — нет, это была не улыбка, а просто живое внимание, готовность к общению. Кароменья был воришкой: если подворачивалась возможность, он таскал сахар и сигареты, но тут же раздавал награбленное другим ребятишкам. Я как-то наткнулась на него, когда он раздавал сахар мальчишкам, столпившимся вокруг. Меня он не заметил, и это был единственный раз, когда, увидев его, я поняла, что он вот-вот засмеется.

Я не раз пыталась пристроить Кароменью работать при кухне или в доме, но у него ничего не получалось, и он начинал скучать. Больше всего он любил перетаскивать всякие тяжелые предметы с места на место. Вдоль дороги, ведущей к дому, лежали побеленные камни, и с помощью Кароменьи я как-то перекатила один из этих камней поближе к дому, чтобы все камни лежали симметрично. А на следующий день, когда я куда-то ушла, Кароменья воздвиг из остальных камней громадную кучу у самого дома — я представить себе не могла, что такой маленький человечек мог с этим справиться. Видно, это стоило ему сверхчеловеческих усилий. Казалось, Кароменья понял свое место в окружающем мире и крепко за него держался. Он был глухой и немой, зато очень сильный.

Больше всего на свете Кароменье хотелось иметь свой собственный нож, но я не решалась давать ему такую опасную вещь: а что если он, стремясь к контакту с другими людьми, зарежет другого мальчишку — а может, и не одного? Его мечта впоследствии осуществилась, он получил нож, и одному Богу известно, как он его использовал.