Прощай, Африка!

Тут и Фарах, и младший Исмаил, да и сам старик Исмаил, чувствовали себя вдали от всякой цивилизации настолько свободно, что у них развязывались языки, начинались рассказы о странных происшествиях в стране Сомали, или мне пересказывали легенды из Корана и сказки из «Тысячи и одной ночи». И Фарах, и Исмаил побывали в море: сомалийцы — народ мореплавателей, и в древности, я думаю, они были великими пиратами Красного моря. Они мне объяснили, что у каждого живого существа на земле есть двойник, живущий на дне моря: кони, львы, женщины и жирафы — все прячутся там, внизу, иногда их даже видят моряки. Рассказывали нам и о жеребцах, которые живут на речном дне в Сомали и ночью, в полнолуние, выходят на луга, покрывают сомалийских кобыл, пасущихся там, и от них рождаются жеребята несказанной красоты и резвости. Ночной небосвод поворачивался над нашими головами, и на востоке восходили новые созвездия. В холодном воздухе из костра в столбе дыма летели длинные искры, только что нарубленные дрова терпко и свежо пахли. Иногда все волы внезапно начинали беспокоиться, сбиваясь в кучу, принюхивались и храпели, так что старому Исмаилу приходилось забираться на самый верх груженого фургона и размахивать фонарем, стараясь разглядеть и распугать супостатов — кто бы там ни был.

Мы пережили много серьезных приключений со львами: «Берегитесь, не останавливайтесь в Зиаве, — сказал нам туземец-проводник каравана, идущего на север, которого мы повстречали по дороге. — Не разбивайте там лагерь. В Зиаве две сотни львов». И мы постарались пройти мимо Зиавы до наступления темноты и очень торопились; но, как известно, «поспешишь — людей насмешишь», и это особенно относится к сафари: у нас, уже совсем к вечеру, колесо последнего фургона задело за большой камень, и фургон застрял. Пока я светила фонарем людям, которые старались освободить колесо, лев утащил одного из наших запасных волов, в каких-нибудь трех ярдах от меня. Мы подняли крик, изо всех сил щелкали бичами — все мои винтовки уехали с сафари — и спугнули льва, а вол, который ускакал со львом на спине, потом вернулся, но был так изранен, что пал дня через два.

Много всяких странных случаев происходило с нами. Однажды вол выпил весь наш запас керосина, сам подох, а нас оставил без всякого освещения, пока в резервации мы не попали в индийскую лавку, брошенную хозяином, где, как ни странно, многое осталось в целости и сохранности.

Целую неделю мы стояли лагерем вблизи большого лагеря молодых морани из племени масаи, и эти юные воины, в своей военной раскраске, с копьями и длинными щитами, в головных уборах из львиных шкур, денно и нощно околачивались возле моей палатки, ожидая новостей о войне с немцами. Моим слугам и спутникам в сафари этот лагерь пришелся по душе, потому что тут можно было купить парного молока от коров, которых масаи водили за собой — это стадо гнали мальчики племени масаи — их называли «лайони», и они были еще слишком молоды, чтобы стать воинами. Молодые девушки-воины из этого племени, очень шустрые и хорошенькие, приходили навещать меня в палатку. Они всегда просили дать им поглядеться в мое ручное зеркальце и, передавая его друг дружке, скалили два ряда сверкающих зубов, как свирепые молодые зверята.

Все новости о маневрах противника должны были проходить через лагерь лорда Деламира. Но лорд Леламир двигался по резервации такими молниеносными маршбросками, что никто никогда не знал, где искать его лагерь. Дел с разведкой я не имела, но мне было интересно, как себя чувствуют в этой системе люди, принадлежавшие к ней. Однажды мне пришлось проезжать в нескольких милях от лагеря лорда Деламира, и я поехала к нему с Фарахом и пила у него чай. И хотя он должен был покинуть это место на следующий день, там было полно воинов масаи, как в большом городе. Дело в том, что сам лорд Деламир относился к ним очень хорошо, и в лагере их так привечали, что он стал похож на пещеру льва из басни: все следы вели туда, а оттуда — ни одного. Гонец масаи, посланный с письмом в лагерь лорда Деламира, никогда не возвращался оттуда с ответом. Сам лорд Деламир, невысокий, изысканно вежливый и любезный, как всегда, с длинными седыми волосами до плеч, явно чувствовал себя тут, во всей этой суете, как нельзя лучше; он рассказывал мне все о военных делах и угостил чаем с топленым молоком, как его пьют масаи.