Прощай, Америка!

Было приказано – войти, уединиться, организовать у генерала панику, такую, чтобы внешний незаинтересованный наблюдатель поверил в искренность твоего рассказа о попытке Колоухина тебя убить и в твое счастливое и невероятное спасение. Ты даже этого внешнего незаинтересованного наблюдателя с собой захватил. Джонни должен был маячить в стороне и подтвердить, что генерал на тебя голос повышал да оружием размахивал.

Наличие у генерала помощника никто не предполагал. Тебе нужно было, увидев, что в доме на одного стрелка больше, чем ожидалось, начинать работать сразу, а не вести болтовню. Не входила она в обязательную программу. Петрович тебе что сказал? На всякий случай, сказал, потереби урода, такие, как он, обязательно что-то на черный день приберегают. Вот ты ему и объясни, что черный день уже наступил, что пора все рассказать. А если ничего у него за душонкой не окажется – не очень и хотелось.

Кто ж знал, что генерал начнет про командно-штабные учения Киевского военного округа плести? Кто знал? Никто не знал. И сейчас знает только Лукаш и его непосредственный начальник господин Петрович. Благо хитрый мобильник Лукаша гнал репортаж о происходящем в доме Джеймса Форда непосредственно Петровичу.

Лукаш достал из холодильника бутылку водки, взвесил ее на руке. Холодная. Что будет большим проявлением силы воли – влупить бутылкой о стену или просто поставить ее в холодильник и перестать о ней думать?

Черт! К свиньям собачьим всю и всяческую патетику! Пусть стоит в холодильнике, ждет завтрашнего дня. Или даже утра. Проснется Лукаш и, не надевая штанов, прямо из горла высосет эликсир еще до завтрака. А потом отправится на пресс-конференцию – веселый и свободный в самовыражении.

В самовыражениях.

Лукаш сунул бутылку назад в холодильник, захлопнул дверцу, не торопясь, расстелил постель. Разделся. Сходил в душ и постоял под теплой мягкой струей минут десять. Не берет, мать его за ногу. Сон куда-то ушел и не хочет принимать Лукаша в свои объятия. Может, жалеет? Помнит, что в конце любого сновидения ожидает Лукаша расстрел, страх и отчаяние.

Лукаш натянул спортивный костюм, сел в кресло и включил телевизор.

Найти какой-нибудь сериал, занудный и серый, попялиться на него некоторое время… и баиньки.

Лукаш переключил несколько каналов. Спорт, ток-шоу, боевик… Новости.

Если вдуматься – тоже сериал. И тоже занудный. И даже мексиканский, как оказалось.

…Равнина, выжженная солнцем, несколько машин, украшенных эмблемами, люди в широкополых шляпах и каскетках с длинными козырьками. А еще несколько человек лежат на сухой земле. И, похоже, часа три-четыре, как лежат. Камера не демонстрирует раны и кровь слишком навязчиво, так, указывает на факт их наличия, напоминает время от времени.

Черная подсохшая лужа возле одного из трупов. Мелькнуло лицо покойника – рот оскален, глаза выпучены – никто не потрудился опустить мертвецу веки. Куртка на груди изодрана и пропитана черной кровью. Лежит убитый на боку, левая рука завернута за спину, правая тянется к пистолету. Пистолет тоже никто не убрал, хотя, казалось бы…

Бродит фотограф, проводя фотосессию для следствия, парень в форменной куртке с видеокамерой продолжает снимать ход сбора вещественных доказательств. В полной тишине.

Ветер, солнце, мухи, вьющиеся над телами убитых…

Лукаш спохватился и включил звук.

– …в полдень. Мексиканские пограничники потребовали от нарушителей сдаться, но те открыли огонь, – журналистка попала, наконец, в кадр, ветер треплет волосы, заставляет журналистку щуриться. – Я обратилась за объяснениями к представителю федеральных властей Мексики Хуану Лопесу. Скажите, Хуан, что именно здесь произошло?