Прощай, Ариана Ваэджа!

— Правильно подумал. Недалече отсюдова есть этот самый родник. И знаешь, как его обнаружили? Вижу, не знаешь… э-э-эх…

Старик тяжело вздохнул и продолжил:

— Триста лет назад… нынче как раз такая дата… возвращались наши купцы из Печорского краю. Дело было зимой, и стоял лютый мороз. Но наши-то, ныробские, сам знаешь, к любому холоду привыкшие, ни морозы, ни метели им не страшны…

— Степаныч, отвлекаешься! Ты о роднике начал…

— Да, и вот подъехали они уже к селению совсем близко и вдруг видят — икона стоит посреди снегов, а рядом с ней — свечки горят… Остановились купцы, перекрестились перед ликом, а это был Николай Чудотворец. И кто ж его здесь поставил, если нет на снегу никаких следов? Постояли в молитве, а потом подняли икону да… в Чердынь и свезли — в монастырь. Тогда в Ныробе-то еще и некуда было поставить этот Божий лик — церкву-то не построили! И вот отвезли они икону, опять подъехали к Ныробу… И что, думаешь? Стоит Николай Чудотворец на том же месте! Опять его купцы подняли… да опять свезли… И вот когда уж в третий раз икона им показалась, поняли, что неспроста это! Что святой Никола-то сам выбрал себе место жительства!

— Так и что с того? Причем здесь святая вода? — удивился Арбенин.

— А то! Когда пришел черед храм ставить — назвали его Никольским. А на том месте, где икона стояла, пробился… родник. И тоже получил имя Никольского. Так что, дружок, оттуда бьет не простая вода, а — живая. И я не поленился, сходил и набрал ее, а вы ею омылись да выпили студеной-то водицы…

— Хватит, старый, гостям зубы-то заговаривать! — проворчала Ефросинья. — Темень уж на дворе, хоть глаз выколи… Спать давайте… утро вечера — мудренее будет…

* * *

Уснул Арбенин сразу, как только коснулся палатей, чуть пододвинув Богдана. Даже притулившись на самом краешке, он почувствовал полную защищенность от всех напастей, какие только могут быть на свете. И спал он мертвецким сном, не чувствуя тела. Спал до тех пор, пока среди ночи, а скорее, уже к утру, проснулся от стона Сиротина. Тот даже скрипел зубами. Надо же, не замечал раньше, как спит он. Говорят, многие во сне стискивают зубы, если что во сне увидят, а может, и легли не так.

Долго он прислушивался к звукам — вроде и не так уж громко тот и постанывал. Но перебитый сон уже не шел. И вот, изворочившись так, что аж бока заболели, наконец, сомкнул глаза и увидел странный сон.

Будто идет он по Ныробу, а навстречу ему — со стороны Никольской церкви, шагает какой-то священник. Вроде в рясе издалека — в красной, видать, в праздничной. Но когда поближе к нему подошел, то увидел, что это вовсе и не ряса, а плащ старинный бархатный поверх синего платья, как у рыцаря. Неужели какой святой, или другой благочестивый? И так он засмотрелся на это одеяние да на крест в одной руке и скипетр — в другой, что не заметил самого главного — голова-то у рыцаря не человечья, а собачья, хотя и ноги, и руки — людские.

И спросил он, не сдержался, этого рыцаря, поприветствовав его сначала, как и положено при встрече:

— Видел я икону в Чердыни со Святым Христофором. Очень ты похож на него! Только плащ другой… и доспехов нет…

Отвечал ему благородный рыцарь:

— Правду говоришь, Николай Петрович, я это и есть, Святой Христофор, и живу в церкви Никольской, на стене каменной, а когда устаю, ведь всегда в одной и той же позе, то выхожу, как сейчас, ноги размять.

— О! Ты знаешь даже имя мое? — удивился Арбенин.

— Отчего ж не знать! Я всех в Ныробе знаю, да и не только в Ныробе…

— Ладно… Понял я… А почему ж у тебя лицо не человечье? Много знаю побасенок об этом, но ведь услышать хочу от самого…

Христофор громко засмеялся, однако его лицо, а точнее, собачья морда, ничего не выражало:

— Видать, слышал ты истории о моих любовных похождениях? О том, что устал я от женского внимания, вот потому и решил себя обезобразить?

— Да, именно так…

— Не верь этим людям!

— А что, они неправду говорят?

— Правда в том, что сам я потомственный таежный охотник, хоть и в монахи пошел. А кто лучший друг промысловика? Собака! Вот и стал тогда я между человеком и собакой… посредником. И только с песьей головой признали меня покровителем охотников! Ладно уж об этом…

Святой Христофор внимательно посмотрел на Арбенина и произнес:

— Приходи лучше в гости ко мне в церковь Никольскую… в день Перуна…

— А когда это будет?

— В августе… в начале… но ты и сам узнаешь когда, потому как Перун не тихий, как прокричит с неба — так и приходи…

— Так я же… в Чердынь собрался ехать, — начал раздумывать Арбенин. — Вот ведь с утра сегодня и хотел… Не один я здесь в гостях, с другом, его и хотел везти…

— Не спеши… Успеешь! А друга лечить тебе надо у знахаря. Здесь у тебя дела, Николай Петрович, здесь!

Прокукарекал петух. Стукнуло о колодезную стенку ведро. Завизжал поросенок — видимо, забрел на грядки, и тут же залаяли собаки. Реальные звуки утренней деревни пришли на смену сновидений.

Глава 32