Арсений с трудом уселся на тахте.
– Сказать тебе, что пришел? – солидно вступил парнишка. – Эти, твои кореша, слыхал?
– Какие? – осторожно спросил географ. – Кореша.
– Сине-зеленые. Ученый мужик с вертлявой бабой, которые в комплекте, угодили.
– Кому угодили?
– В больницу. Угорели. Ночью их на ихней малине подперли злые ребята и хвост подпалили. Один из ребят, свиделки трепят, с болгаркой все шлепал. Ну не в усмерть, не переживай зазря. Чуть дыму нанюхались, непривычные, и в больницу сволоклись. Какая-то молодуха долго гулящая их отворила, прибрела. Теперь лежат на разных кроватках, пончики жрут. Неспокойно тут в городе стало, слесарек.
– А что ж делать? – развел руками не вполне проснувшийся географ.
– Сваливай. Много не любят тебя. А мне крышевать таких некогда. У меня вон и порт проблема, и железка. Пока у тебя два отхода.
– Куда? – не понял Арсений.
– Куда макар козлов не гонял, понял. Поехай, хочешь, в 504 поселение под Ростов, райские прямо углы, у меня там вся началка по трапеции ходит. Хочешь, ЗК оформлю, а нет, так в ихней школе будешь дубью зубы заговаривать своими географиями. Знаешь, место! Пескарь в речке, как таймень.
– Нет, – отказался географ. – У меня тут невеста.
– Ну это я не знаю, мне это пока рано. Хотя, думаю, дурак ты. У человека в каждом месте по невесте, так должно быть. По поповской легенде. Зря я тебя за мозговитого держу. Лады. Давай попри в другую переменку.
– Куда?
– Поставим тебя в губернаторы. Эти все прокололись, мальцы. Смотри – мозгов тебе не занимать, еще сам отгрузишь, от всех оторвался, всех обвел. Усидчивый, не вертлявый олух-школьник, спокойный. Завтра тебе в облоне заслуженного учителя оформим. Лады? И есть в тебе, слесарек, упорка. Не сразу продашь. А это по нынешнему черчению дорогого стоит. Да и хитер ты, лиса старая. Лучшего другана, Кабаненка, с которым с двух лет мороженое воровали, отбил с меня. Целиком отбил. Ходит теперь Кабанок в школу на географию, а на ботанике и обловедении орет, чтоб заменили на изучение карт и ориентирование на местности. Вот он фокус-мокус. Краснуха, и та ворох контурных, а не игральных карт за ним тянет. А кто покусник? Ты, слесарек. Значит, прямая тебе дальняя дорожка в губернаторы.
– Не мое это дело, – угрюмо отказался географ.
– А мое! – крикнул запальчиво пацан. – Мое, может, дело в школу ходить. И на переменках в туалете папироску дымить. А я мучаюсь, за вас за всех воз тяну. Это надо – на мальца все бараны сгрузили, и склады, и разборки. Но не бросишь ведь хозяйство, пропадет. Кадровый голод, блин. Ладно, кумекай. Я крышевать тебя не буду, хоть ты и заслуженный учитель и, главное, кореш моего кореша. Но поберегись, слесарек, моя тебе шпаргалка. Иди, чтоль, хоть на демострацию развейся, – заботливо поглядел на серого Полозкова пацанок. – А то рожа, как доска классная.
На улице Полозков чуть отдышался. Люди шли весело наряженные, возбужденные, бурно переговариваясь и рассматривая и зачитывая вслух свежеотпечатанные листовки. Какие-то школяры, шустрые и похожие одновременно на Быгину и Тюхтяева, пробегая нарочно через центры луж и посвистывая, сунули пару плакатиков и зазевавшемуся географу. Тот остолбенел.
На одном была фотография и подпись. Наверху вниз свешивались босые пятки повешенной, а на широкой кровати под балдахином с видом имбицила сидел принаряженный в кожаный бюстгальтер вице-губернатор. Подпись гласила: " Нужен тебе такой губернатор?". На второй листовке, пахнущей свежей краской и пачкающей пальцы, Арсений с удивлением узнал знакомый броневик, а на нем простирающего вперед руку банкира. Подпись негодовала: " Бандиты банкира Барыго штурмуют улицы родного города."
Арсений скомкал листовки и швырнул их в урну. По нашпигованным народом улицам он, волочимый нервной усталостью, устремился к центру. Там и должны были состояться праздничная кульминация и открытие каким-то образом отреставрированного монумента. Впрочем, географ из-за растроенности систем не полез в гущу тел, трущихся возле импровизированной, наспех сколоченной на манер верхней крышки гроба трибуны. Тем более она была на удивление пуста. Где-то чуть в стороне бравурно наяривали несколько одетых в шинельки, какие-то хлопцы тягали шнуры и микрофоны, но у педьестала зияла пустота. Арсений отправился в сторону, вбок на небольшой пригорочек, образованный незасыпанной ямой под непроложенный кабель, откуда и несвежими глазами видно все было неплохо и простирался приятный вид на пространства за монументом, где дорогу к большому собору попики обложили красными ковровыми дорожками и теперь усердно суетились там, что-то украшая жестяными и бумажными букетами. Тем более, что отдельные богомольцы, и даже группки верующих уже сновали по этой дорожке туда-сюда.