Это, понятно, были полубратья Нолик и Колин с заклеенными пластырем лицами, но географ их узнал. Они в мягкие стальные объятия взяли его за руки. Географ оглянулся – помощи ждать было неоткуда. Но она пришла. Неожиданно из соседних кустов выскочил встревоженный и раскрасневшийся, а к тому же с перевязанной рукой лейтенант Зыриков и крикнул:
– В чем дело, товарищи? Почему хулиганство на кладбище?
– Вали отсюда, мусор, – прошипел Колин. Или Нолик. А Нолик, или другой, вытянул из-под пиджачного кармана "Беретту" с глушителем.
– Нас как учили в училище, – спокойно сообщил молоденький Зыриков. – Если силы не равны, иди копи силы.
– Вот и хромай, – усмехнулся брат. – Пока ноги есть, – добавил другой.
Но лейтенанта в училищах, видно, обучили еще морочить вероятному противнику черепную коробку и усыплять внимание неусыпных. Эти речи, статься, были отвлекающий маневр. Лейтенант провел двумя ногами еле различимую мгновенную подсечку, и глушащее оружие, успев бесполезно детской хлопушкой фукнуть и дымком выбить кусок мрамора с соседней опочивальни, бухнулось, вместе с баранами вылупившимися нарушителями в глину.
– Бегите, – крикнул Зыриков географу, сделал еще одну подсечку из положения лежа-прогнись, и вздымающийся один из братцев опять рухнул. – Убегайте.
Географ побежал, косо оглядываясь, к реке. Мелькнули, проскочив мимо, несколько не успевших ухватить его рож каких-то охотников с дурными перьями на шляпах и еще непонятных ряженых существ. Почудились в беге и еще странные люди тувинцы или буряты в пестрых халатах, устроившие прямо на кладбище состязание: они тянули луки, целились в красивые мишени, встав в балетные стойки под плакатом "Всерусские состязания лучников и дартистов". Путь к площади и заветному автобусу был отрезан, и географ помчался прямо к реке, и наконец выбрался, упав и изгваздавшись в грязи, на покатый речной берег. Река медленно тащила в затоне грязную воду, труху и гнилые доски.
– Стой, гаденыш, – заорали со спины.
Видно силы ранее раненного лейтенанта Зырикова кончились. Слева из кустов показались перья стрелков по тарелочкам, справа легкой пробежкой подтягивались заинтригованные суетой всерусские лучники. Чуть поодаль у берега барражировал крупный белоснежный катер, с которого тоже орали.
Колин и Нолик налетели и схватили у географа по руке. И взялись разрывать его надвое, географ застонал от боли. Но когда Арсений упал, они вдруг бросили еле шевелящуюся добычу и взялись мутузить друг друга страшными ударами метких рук и ног, от каждого из которых Арсений отдал бы богу не только душу. Они, сцепившись, покатились по берегу, душа и разрывая один другого. И Арсений пополз к воде. Это погубило его. Потому, что войны неявных фронтов опомнились и опять ухватили его и вздыбили вверх.
С подплывшего недалекого катера сухо треснули два выстрела. И Арсений решил перед ясной гибелью и получением на обед свинца все-таки посмотреть на катер: там, в позе вольного стрелка с колена стояло похожее на майора Чумачемко явление, верх его был водружен в майорский строгий китель, и фуражка скрывала отсутствие ума и гору хитрости, а снизу…снизу на явлении выпирал черный водолазный костюм и на ногах шершавились, как на Ихтиандре, ласты. И еще махала руками и кричала женщина.
Географ посмотрел на свою грудь, отыскивая два отверстия и хлыщущую кровь, но увидел другое. Два отверстия, аккуратненькие и круглые, нехорошо светились из талантливых лбов упавших навзничь братьев, и мозговые косточки аккуратно сочились остатками разума. Женщина истерически кричала с катера, и географ узнал этот голос.
И тут от потрясений и боли аберрация его зрения испортилась. В его воспаленном воображении нарисовалась дикая фантастическая картина: летали летающие тарелочки и стрелки оглушительно палили по ним, лучкики тянули луки, и острые бурятско-тувинские стрелы стеной накрывали катер, а за бурятами улыбался маленький косоглазый, дергая ниточками с корчащейся обезъянкой на конце.
И Арсений вошел в воду.
– Плыви, плыви сюда, Сеня! – крикнула Рита.
Географ дико оглянулся и вошел глубже. Холодная вода стиснула ему грудь. Вперед лучников выступил восточно одетый товарищ Вэнь и натянул лук.
– Сеня, это я! – в безумстве крикнула Рита. – Плыви.
А географ упрямо пошел в воду. Чтобы его не сбила стрела, он дважды погружался в грязный холод вместе с головизной, и, казалось, ему удалось отвертеться от ее жала. А потом он не стал плыть.
Что-то щелкнуло и отключилось в нем. Он был болен, и инстинкты потухли. Он шел и шел в воду и под водой, и она схватила его в объятия.
– Сеня! – дико закричала Рита, и географ еще услышал ее.
Но ноги его, и руки, не хотели плыть. И тогда небо рухнуло в воду, зеркальная водная гладь треснула над географом, и встал ветер и хлад. Легкие его впитали нежную воду, и разломились надвое в тусклом тумане линзы неровного солнца, а в больных глазах совсем скоро потекли капельки крови, зашуршали, скатываясь в пучину, и померкло, умчалось и исчезло все освещенное и тугое, потеряв очертания имен…