Прощай Багдад

— А что, похож? Нет. Я арабист. Занимаюсь диалектами арабского языка. Лечу в Багдад на международный симпозиум по лингвистике. А вы?

— Я тоже в Багдад, — и, помедлив самую малость, добавила: — К мужу.

Мужчина понимающе кивнул.

— Он дипломат? Сотрудник посольства?

Лена не стала разубеждать его.

25 февраля 1981 года. Участок иракско-иранского фронта

Ахмед сидел на дне мокрого окопа и курил, ладонью прикрывая сигарету от моросящего дождя. Сейчас бы чашечку горячего кофе! Вот уже третью неделю шли ожесточенные бои за Абадан. Город был почти полностью разрушен бомбардировками и артиллерийским огнем, но взять его иракские войска так и не смогли. С началом зимы и сезона дождей танки и тяжелая техника завязали в грязи, становясь легкой добычей авиации противника. Дело усугублялось тем, что к северу от Дизфуля иранцы пустили на поля воду одной из плотин. Батальоны иракских инженерных войск были вынуждены приступить к прокладке временных дорог.

Несмотря на победные реляции, становилось ясно, что война будет затяжной и тяжелой. «Если, как сообщало иракское радио, только за первые дни боевых действий противник потерял до двух сотен боевых самолетов, причем иракские ВВС еще и не вступали в игру по-настоящему, то как же тогда иранцы умудряются теперь бомбить Багдад? — размышлял Ахмед. — И где система ПВО, усовершенствованию которой он отдал столько лет?»

Однажды на передовую прибыл сам Саддам Хусейн, как говорили, вручать награды отличившимся в боях. В защитной форме, с кобурой на поясе, он прошел на командный пункт, сопровождаемый высокими армейскими чинами. Минут пять спустя иранцы открыли по их позициям ураганный огонь.

Ахмед решил, что это не могло быть простым совпадением: вероятно, они знали о передвижениях иракского лидера. Церемонию награждения пришлось свернуть. Когда обстрел прекратился, Хусейн поспешно уехал на бэтээре.

Мысли Ахмеда возвращались к Лене. В декабре ему удалось отправить ей короткое, торопливо написанное письмо, но дошло ли оно, он не знал: военная цензура могла по соображениям, понятным лишь ей одной, не пропустить его. Вот уже много месяцев он не имел понятия, все ли в порядке с Леной и как там у них дома. А может, и дома уже нет, и Мансур давно лежит в руинах? И вообще — жива ли она? Как Ахмед ни гнал от себя эту страшную мысль, она часто не давала ему покоя.

Он жалел, что сразу после призыва в Народную армию не заставил ее переехать к своим родителям, даже несмотря на напряженные отношения с отцом: теперь ему было бы легче сознавать, что об этой хрупкой русской девушке, которая уже столько испытала за эти два года, позаботятся родные. А вдруг… вдруг его убьют? Хорошо еще, если ей удастся без труда выехать из страны, с которой ее после его смерти не будет связывать ничего. Но вдруг война затянется — на годы?

«Какая ирония судьбы, — размышлял Ахмед. — Тех обреченных, которых он отказался расстреливать на тюремном дворе, спасти было все равно невозможно, и то, что он стрелял поверх их голов, не значило ровным счетом ничего. И если бы он согласился стрелять в них, то не полетел бы с работы и, вероятно, не попал на фронт, где убивать придется не двадцать одного — много больше!»

Конечно, если раньше не убьют его самого.

16 января 1978 года. Багдад

Время за разговором летело незаметно.

Минут через сорок черноволосые арабские стюардессы выкатили на тележках ранний ужин или поздний обед. Только теперь Лена почувствовала, как сильно проголодалась: и в поезде, и в «Шереметьево» она не ела совсем — мысли ее были сосредоточены совсем на другом.

Была жареная рыба с рисом в прямоугольных пластмассовых тарелочках, покрытых блестящей фольгой, с неведомыми специями в аккуратных маленьких пакетиках, апельсиновый сок, был кофе, чай, белые булочки с повидлом и сливочным маслом. Сосед Лены ел серьезно и сосредоточенно, и девушка не решилась спросить, был ли это образец настоящей арабской кухни или так, традиционная кормежка авиапассажиров.

Тревоги и волнения последних дней, полубессонная ночь в поезде взяли свое, и пообедав, Лена почувствовала, как глаза ее закрываются сами собой. Под мерный звук двигателей она уснула.

Она открыла глаза от того, что кто-то мягко тронул ее за плечо. Стюардесса.

— Фасн е сит-белт, плиз.

— Ремень пристегните, — проговорил сосед. — Подлетаем к Багдаду.

— Уже?

— Уже. Вы проспали самое интересное, — мужчина улыбнулся.

— Правда? — серьезно спросила девушка.

— Шучу, шучу. Знаете, весь полет обычно проходит над облаками, так что вообще ничего не видно. Сегодня не исключение. Правильно сделали, что поспали, ничего не потеряли.