Трубку сняли с пятого гудка.
— Алло! — послышался сонный голос.
Несколько секунд она собиралась с мыслями.
— Говорите, вас не слышно…
Сквозь громкий фон и треск голос Корнеева казался слабым и таким далеким, словно ее собеседник находился на противоположной точке земного шара или в космосе.
— Слушайте меня внимательно. Бирюков погиб, — начала она, надеясь, что Корнеев не узнает ее голоса.
— Что? Как погиб? Кто говорит?
— Неважно. Его тело находится в морге Медицинского центра Саддама Хусейна…
— Послушайте, не знаю, как вас там! Бирюков уехал в Мосул, — раздраженно возразил ее собеседник.
— Бирюкова застрелили на Карраде возле «Реди фуд».
— Кто говорит?
— Я же сказала: неважно. Помогите его жене — ей нужна ваша помощь! — повысила она голос.
— Кто это?
— Черт тебя побери!!! Какая разница?! — взорвалась она. — Записывай или запоминай: Мансур, квартал Мутенаби, сорок семь. Она в погребе дома.
Продиктовав адрес и повесив трубку, она глубоко вздохнула. Прости, Валентина. Прости, Виктор… у меня просто не было другого выхода.
Она устало закрыла глаза. Неужели, неужели все кончилось?..
Часть 1
Прощай, Минск!
7 Ноября 1976 года. Минск
Днем, как обычно, была демонстрация, посвященная очередной годовщине Октябрьской революции, вечером — танцы. Торжественную часть с обязательным докладом о славных «этапах большого пути» свели до минимума, и теперь в зале политеха, под лозунгом «Да здравствует 59-я годовщина Великого Октября!» гремели «Смоуки», усиленные двумя колонками, установленными на стулья. Десятка три парней и девушек тряслись в модных ритмах на маленьком пятачке, задевая друг друга локтями.
Лена сразу обратила внимание на высокого смуглого мужчину лет тридцати, мало похожего на студента и выделявшегося из массы ее однокурсников. У него были темные курчавые волосы, небольшие усики и удивительно голубые глаза — это она смогла рассмотреть даже сквозь полумрак и сигаретный дым, клубами поднимавшийся к потолку: несмотря на строгие запреты администрации, студенты «смолили» вовсю прямо в зале. Незнакомец стоял у стены с таким потерянным видом, словно был совершенно чужим на этом празднике эмоций и молодости, и напоминал… ребенка, потерявшего родителей в большом универмаге. По крайней мере, такое необычное сравнение немедленно пришло в голову Лене, и она почувствовала к нему нечто похожее на жалость. Или на симпатию? А может, это было то и другое одновременно?
— Нравится? — толкнула ее в бок Наташа. — Между прочим, из Ирака. Вроде, аспирант какой-то или подающий надежды ученый. Приехал две недели назад.
— Откуда ты знаешь?
— Разведка доложила, — засмеялась ее подруга. — Девчонки пытались с ним познакомиться — бесполезно.
— Может, он не говорит по-русски? — предположила Лена.
— Говорит. И, на удивление, неплохо. Нет, здесь другое. Может, он женоненавистник. Или, наоборот, оставил в Ираке с полдюжины жен. У них по Корану можно.
— Женоненавистник, говоришь? — дернув плечом, Лена направилась к симпатичному незнакомцу, разрезая толпу танцующих. И тут же поняла, что ее опередили: к «вроде аспиранту» уже подходила какая-то девушка. Лена остановилась на полпути.
Мужчина что-то коротко сказал, девушка повернулась и пошла прочь.
«Не танцует. Гм… Мне-то он не посмеет отказать!» — упрямо подумала Лена и произнесла:
— Можно вас?
Он взглянул на нее и растерянно улыбнулся.
Поймав себя на мысли, что подобный вопрос звучит несколько двусмысленно, Лена перефразировала его:
— Вы танцуете?
— Нет… то есть да, танцую, — с легким, почти незаметным акцентом произнес он. — Только по-другому. У нас так не танцуют.
— Где
— В Ираке. У нас западную музыку слушают мало. И танцуют иначе. А сюда я просто пришел посмотреть, — добавил он с какой-то виноватой улыбкой.
— А
Ее собеседник неопределенно пожал плечами.
— Молчание — знак согласия, — заявила Лена и потянула его на середину зала.
Разумеется, у них ничего не вышло. Динамики взорвались аккордами аббавской «Мани, мани, мани», и количество танцующих возросло едва ли не вдвое. Лена и ее новый знакомый оказались прижатыми друг к другу. Ей было приятно чувствовать его крепкое, мускулистое тело, ощущать легкий запах мужского одеколона. Это был какой-то другой, не знакомый ей одеколон — вовсе не тот дешевый ширпотреб, которым пользовались ее однокурсники. Впрочем, от ее приятелей чаще пахло «чернилами».
«Жаль, что танец не медленный, — вдруг почему-то подумала Лена. — Тогда бы он мог обнять меня на вполне законных основаниях».
Доучившись до пятого курса, она так и не смогла увлечься никем серьезно. Были поклонники, были случайные и скоротечные романчики, но —
— Итак… — начала Лена, готовясь приступить импровизированному уроку.