Прощай, Берлин

Что стало бы с нами? Однажды начав, мы бы ни за что не остановились. И никогда не смогли бы бросить его. На Салли он, конечно же, женится. Я буду занимать странную должность, что-то вроде личного секретаря без определенных обязанностей. Я вдруг отчетливо увидел себя спустя десять лет: во фланелевом костюме и черно-белых туфлях, с округлившимся подбородком, вяло разливающим спиртное в гостиной отеля, где-нибудь в Калифорнии.

– Идите сюда, смотрите, хоронят кого-то, – позвал нас Клайв.

– Кого, дорогой? – набравшись терпения, спросила Салли.

Опять Клайв отвлекся, лишь бы уйти от темы.

– Неужели не заметили? – Он расхохотался. – Чрезвычайно элегантные похороны. Уже целый час процессия идет мимо нас.

Мы вышли на балкон его комнаты. Улица и впрямь была запружена народом. Хоронили Германа Мюллера. Ряды бледных коренастых клерков, чиновников, профсоюзных деятелей – пышная и однообразная процессия прусской социал-демократии устало тащилась под своими знаменами к видневшимся впереди Брандербургским воротам, на которых вечерний ветер развевал длинные черные траурные флаги.

– А кто этот малый? – спросил Клайв, посмотрев вниз. – Наверное, важная шишка?

– Бог его знает, – ответила Салли, зевая. – Погляди, Клайв, какой чудесный закат!

Она была права. Что нам до марширующих внизу немцев, усопшего и начертанных на знаменах слов. Через несколько дней, подумал я, мы утратим всякую связь с подавляющим большинством населения всего земного шара, честными тружениками, мужчинами и женщинами, зарабатывающими себе на хлеб насущный, на страховку жизни и имущества, озабоченными будущим своих детей. Вероятно, в Средние века люди чувствовали то же самое, поверив, что они продали душу дьяволу. Удивительное, приятно-возбуждающее ощущение, но в то же время было немного страшно. «Ну вот, – говорил я себе. – Дело сделано, теперь я пропал».

На следующее утро мы прибыли в отель в обычное время. Портье посмотрел на нас довольно странно.

– Кого вы хотите видеть, мадам?

Вопрос показался таким необычным, что мы оба рассмеялись.

– Конечно, жильца из 365 номера, – ответила Салли. – Кого же еще? Разве вы нас не узнаете?

– Боюсь, что вам это не удастся, мадам. Господин из 365 номера уехал рано утром.

– Уехал? То есть его сегодня не будет? Забавно. Когда он вернется?

– Он ничего не сказал о возвращении, мадам. Он отправился в Будапешт.

Пока мы стояли вытаращив глаза, подошел официант с запиской. «Дорогие Салли и Крис! Я не могу больше оставаться в этом проклятом городе, уезжаю немедленно. Надеюсь когда-нибудь встретиться с вами. Оставляю деньги на случай, если я забыл о чем-нибудь». В конверте лежало триста марок. Вместе с увядшими цветами, четырьмя парами туфель Салли, двумя шляпами (купленными в Дрездене) и моими шестью рубашками они составляли все наследство, доставшееся нам от Клайва. Сначала Салли рассвирепела. Потом мы оба принялись хохотать.

– Да, Крис, пожалуй, вымогатели из нас вышли никудышные, правда, милый?

Большую часть дня мы провели, обсуждая, задумал ли свой отъезд Клайв заранее. Я склонялся к тому, что нет. Я представил себе, как он переезжает из города в город, всякий раз расставаясь с новыми знакомыми примерно на один лад, и почему-то посочувствовал ему… Потом встал вопрос, что делать с деньгами. Салли решила отложить двести пятьдесят марок на одежду, полсотни мы спустили в тот же вечер.

Но эта трата не доставила нам того удовольствия, на какое мы рассчитывали. Салли плохо себя чувствовала и не могла съесть роскошный обед, который мы заказали. Мы оба были удручены.

– Знаешь, Крис, мне кажется, что мужчины всегда будут бросать меня. Чем больше я думаю об этом, тем больше мужчин вспоминаю. Как это ужасно.

– Я никогда не брошу тебя, Салли.

– Правда, дорогой? Серьезно, я думаю, что я идеальная женщина, если ты понимаешь, о чем я говорю. Я могу увести чужого мужа, но не умею удержать его при себе долго. Мужчины бросаются очертя голову, но быстро охладевают.

– Что ж, лучше быть такой, чем гадким утенком с золотым сердцем, правда ведь?

– Я готова себе локти кусать из-за того, что унижалась перед Клайвом. Ни в коем случае нельзя было надоедать ему с деньгами. Он небось решил, что я обыкновенная потаскушка, как все остальные. А я действительно обожала его – по-своему… Если бы я вышла за него замуж, то сделала бы из него человека. Заставила бы его бросить пить.

– Ты подавала ему хороший пример.

Мы оба рассмеялись.

– Этот мерзавец мог бы по крайней мере оставить мне приличный чек.

– Не думай об этом, дорогая. Таких, как он, немало.

– Ну и черт с ним, – сказала Салли. – Мне надоело быть шлюхой. Никогда больше не взгляну на человека с деньгами.

На следующий день Салли чувствовала себя отвратительно. Мы думали – с похмелья. Все утро она пролежала в постели, а когда встала, потеряла сознание. Я хотел немедленно вызвать врача, но Салли наотрез отказалась. За чаем она снова упала в обморок и выглядела так плохо, что мы с фрейлейн Шрёдер послали за доктором, даже не сказав ей об этом.