К вечеру Отто, проведя день в тоскливом безделье – слоняясь по квартире или болтая во дворе с друзьями, живущими этажом ниже, – начинал понемногу оживляться. Возвращаясь с работы, я обыкновенно заставал его за переодеванием: свитер и широкие штаны до колен он менял на короткий, туго облегающий двубортный пиджак с подложенными, непомерно большими плечами и брюки клеш. У него имелся огромный запас галстуков, и он тратил по крайней мере полчаса, чтобы выбрать один из них и как следует завязать его перед треснутым трюмо, стоявшим на кухне. Он улыбался своему отображению, и розовое лицо, напоминавшее персик, лучилось самодовольством. Он путался под ногами у фрау Новак, не обращая внимания на ее протесты. Как только ужин кончался, он отправлялся на танцы.
Обычно я тоже уходил по вечерам. Как бы я ни уставал за день, пойти спать сразу же после ужина было невозможно. Грета и ее родители часто ложились уже в десять часов. Поэтому я уходил в кино или сидел в кафе, читал газеты и зевал. Больше делать было нечего.
В конце улицы находился подвальчик под названием «Александр Казино». Отто показал мне его однажды вечером, когда мы с ним случайно вышли из дому вместе. Спустившись на четыре ступени вниз, нужно было открыть дверь, отдернуть тяжелый кожаный занавес, защищавший от сквозняка, и вы оказывались в длинной и грязной комнате с низким потолком. Она была освещена красными китайскими фонарями и украшена гирляндами из пыльной бумаги. Вдоль стен стояли плетеные столы и большие потертые диваны, напоминающие сиденья английского вагона третьего класса. В дальнем конце располагались ниши со шпалерами, с прикрученными к ним проволокой ветками искусственной вишни. В воздухе стоял влажный запах пива.
Я бывал здесь и раньше – год назад, в те дни, когда Фриц Вендель брал меня с собой на воскресные вечерние экскурсии по «злачным местам» города. Все здесь осталось таким же, как в прошлый раз; только менее зловещим, менее живописным, без символики, выражавшей великую правду о смысле жизни, потому что на этот раз я был абсолютно трезв. Тот же владелец, бывший боксер, возложил свой огромный живот на стойку, тот же официант отталкивающей наружности шнырял в своей засаленной белой куртке, две девушки, очевидно те же самые, танцевали под вой громкоговорителя. Группа молодых людей в свитерах и кожаных пиджаках играла в «Овечью голову», зрители наклонялись над ними, чтобы заглянуть в карты. Парень с татуировкой на руках сидел у печки, с головой уйдя в детективный роман. Его рубашка была распахнута у ворота, рукава закатаны доверху; он был одет в шорты и носки, словно собирался участвовать в скачках. В дальней нише сидели мужчина и молодой парень. У парня было круглое детское лицо и тяжелые покрасневшие веки, распухшие, словно он не выспался. Он что-то рассказывал пожилому вальяжному мужчине с обритой головой, который сидел, слушая с некоторой неохотой, и курил короткую сигару. Парень рассказывал свою историю старательно и с огромным терпением. В промежутках, чтобы подчеркнуть сказанное, он клал руку на колено пожилому человеку и глядел ему в лицо: пристально наблюдал за его реакцией, как врач за нервным пациентом.
Позже я хорошо узнал этого паренька. Его звали Пайпсом. Он был великий путешественник. В возрасте четырнадцати лет он убежал из дома, потому что отец, дровосек из тюрингского леса, начал поколачивать его. Пайпс отправился пешком в Гамбург. Там он спрятался на корабле, который уходил в Антверпен, а из Антверпена вернулся в Германию и пошел вдоль Рейна. Он побывал в Австрии и в Чехии. Он был неистощим на песни, истории и шутки, обладал удивительно добродушным и счастливым характером, всем делился с друзьями, никогда не задумывался о том, где раздобыть еду на завтра. Это был ловкий карманник, и в основном работал в увеселительном заведении на Фридрихштрассе, неподалеку от Пассажа, который кишел детективами, – довольно опасное место для его промысла. Здесь были подвесные груши, кинетоскопы и тренажеры. Большинство ребят из «Александр Казино» проводили тут вечера, пока их подружки охотились за клиентами на Фридрихштрассе и Унтер-ден-Линден.
Вместе с двумя друзьями, Герхардом и Куртом, Пайпс жил в подвале на берегу канала возле железнодорожной станции. Подвал принадлежал тетке Герхарда, старой проститутке с Фридрихштрассе. На ногах и руках у нее были вытатуированы змеи, птицы и цветы. Герхард – высокий парень с вялой, глупой, несчастной улыбкой. Он не лазил по карманам, а воровал в больших универсальных магазинах. Но его еще ни разу не засекли, возможно, из-за невероятной наглости. Глупо ухмыляясь, он совал вещи себе в карман прямо под носом у продавцов. Все, что он крал, он отдавал тетке; она бранила его за лень и держала совсем без денег. Однажды, когда мы были вдвоем, он вынул из кармана ярко раскрашенный кожаный дамский пояс.
– Гляди, Кристоф, разве не прелесть, а?
– Где ты взял?
– У Ландауэров, – ответил Герхард. – В чем дело, почему ты улыбаешься?
– Видишь ли, Ландауэры – мои друзья. Смешно как-то – вот и все.