Прощай, Берлин

— Ладно, — сказала фрау Новак. Она отрезала кусок хлеба и в раздражении чуть не бросила им в него. — Только попробуй что-нибудь сказать, если сегодня вечером в буфете будет пусто, когда ты захочешь сделать себе бутерброд. До свидания, герр Кристоф. Очень мило с вашей стороны, что вы зашли к нам. Если вы действительно решили поселиться поблизости, надеюсь, вы будете часто заглядывать к нам, хотя сомневаюсь, что вам попадется что-то приличное. Вы к таким условиям не привыкли.

Отто уже оделся проводить меня; но она окликнула его. Я слышал, как они спорили; потом дверь захлопнулась. Я медленно спускался по пяти пролетам лестницы вниз во двор. Там было холодно и сумрачно, хотя солнце пробивалось сквозь облака. Сломанные ведра, колеса от повозок и куски велосипедных шин валялись тут, словно упавшие в колодец.

Прошла минута-другая, и Отто с грохотом скатился по лестнице и присоединился ко мне.

— Мама не решилась предложить тебе, — выпалил он, задыхаясь. — Боялась, что ты рассердишься… Но я уверен, что ты скорее согласишься жить у нас, где ты можешь делать все что захочешь и где, по крайней мере, чисто, чем в чужом доме, где кишат клопы… Пожалуйста, соглашайся, Кристоф! Это будет такой кайф! Мы с тобой можем спать в той комнате. Ты возьмешь кровать Лотара — он возражать не станет. Он может спать вместе с Гретой… А по утрам ты можешь валяться в постели сколько душе угодно. Если хочешь, я буду подавать тебе завтрак… Переедешь, ладно?

Так вопрос был решен.

Мой первый вечер, проведенный у Новаков, проходил очень торжественно. В начале шестого я приехал с двумя чемоданами и обнаружил, что фрау Новак уже готовит ужин. Отто шепнул мне, что нам достанется лакомое блюдо — рагу из легких.

— Боюсь, наша еда не очень-то придется вам по вкусу после той, к которой вы привыкли, — сказала фрау Новак.

— Но мы постараемся сделать все, что в наших силах.

Она беспрерывно улыбалась, ее прямо распирало от возбуждения. Я тоже то и дело улыбался, мне казалось, что я громоздкий и неуклюжий для этого помещения и потому всем мешаю. Наконец, задевая по дороге мебель, я добрался до предназначенной мне кровати и сел на нее. Для моих вещей здесь места не было — одежду положить было некуда. За обеденным столом Грета играла с коробками из-под сигарет и переводными картинками. Это был неуклюжий двенадцатилетний подросток с миловидной кукольной мордочкой, но широкоплечий и слишком толстый. Мое присутствие очень смущало ее. Она хихикала, глупо улыбалась и все время выкрикивала притворным, «взрослым» голосом, как на импровизированном концерте:

— Мама! Иди взгляни на эти милые цветочки!

— У меня нет времени на твои милые цветочки, — воскликнула наконец фрау Новак с ужасным раздражением в голосе. — Вот, дочка размером со слона, а я одна пашу на вас, готовлю ужин!

— Правильно, мама! — ликуя, закричал Отто.

Он повернулся к Грете в припадке праведного гнева.

— Почему ты не поможешь матери, хотелось бы знать? Такая толстуха. Целый день торчишь без дела. Сию же секунду слезай со стула, слышишь меня! И убери отсюда эти мерзкие карты, или я спалю их!

Внезапно он одной рукой схватил карты, а другой шлепнул сестру по щеке. Вряд ли было больно, но, играя на публику, она подняла громкий рев.

— Отто дерется! — Она закрыла лицо обеими руками и сквозь пальцы поглядела на меня.

— Ты оставишь ребенка в покое? — завопила фрау Новак из кухни. — Кто бы говорил о лени! А ты, Грета, немедленно прекрати этот вой — или я велю Отто как следует наподдать тебе. Тогда хоть будет из-за чего плакать. У меня от вас голова кругом идет.

— Но мама! — Отто влетел в кухню, обнял ее за талию и начал целовать. — Бедная маленькая девочка, маленькая мамуля, маленькая мамуленька, — мурлыкал он слащавым, воркующим голоском. — Ты так тяжко трудишься, а Отто так отвратительно себя ведет с тобой. Но он этого не хотел, он просто тупой… Хочешь, я принесу тебе завтра уголь, мамочка? Хочешь?

— Убирайся вон, мошенник! — закричала фрау Новак, — и не подлизывайся. Очень ты заботишься о своей бедной старой матери. Дай мне спокойно заняться делом.

— Отто неплохой мальчик, — обратилась она ко мне, когда он, наконец, ушел, — но такой легкомысленный. Полная противоположность моему Лотару — тот совершенно образцовый сын! Не гнушается никакой работой, за все берется, а когда наскребет несколько грошей, вместо того чтобы потратить их на себя, прямо подходит ко мне и говорит: «Вот, возьми, мама. Купи себе теплые домашние туфли на зиму».

Фрау Новак протянула мне руку жестом дарителя. Как и Отто, она любила представлять в лицах.

— Ах, Лотар такой, Лотар эдакий, — грубо перебил Отто, — вечно Лотар. Но скажи мне, мама, кто из нас двоих дал тебе на днях двадцать марок? Лотар столько бы не мог заработать за месяц. А раз ты так ко мне относишься, не жди больше ничего — даже если приползешь ко мне на коленях.