— А у вас выбора нет. Может, мне придется быть вашим другом, нравится вам это или не нравится. И я довольно хороший друг. Буду слушать ваши рассказы, смотреть с вами бейсбол, станем с вами ходить по разным классным забегаловкам.
Мы с Энджи переглянулись, повернулись и пошли к своей машине. Я подошел к дверце пассажирского сиденья первым, разблокировал ее и уже начал открывать.
— Убьет вас Бруссард, — сказал Раерсон.
Мы оба обернулись. Он затянулся сигарой, обогнул «сабербан» сзади и двинулся к нам широкими шагами, как будто шел по корту после окончания игры.
— Он это мастерски делает. Обычно не сам, конечно, но хорошо планирует убийство. Первоклассно.
Я забрал у Энджи костыли и, открывая заднюю дверь, чтобы положить их на заднее сиденье, слегка чиркнул ее краем по спине Раерсона.
— Не беспокойтесь, спецагент Раерсон.
— Вот то же наверняка думали и Крис Маллен с Фараоном Гутиерресом.
Энджи оперлась на открытую дверцу.
— Фараон Гутиеррес работал на наркотдел? — Она достала сигареты.
— Никак нет. Осведомителем в отделе борьбы с организованной преступностью. — Раерсон зашел мне за спину и дал Энджи прикурить от зажигалки «зиппо». — Мой человек. Я его завербовал. Работал с ним шесть с половиной лет. Собирался помочь мне свалить Сыра, а потом и всю его организацию. Потом очередь дошла бы до поставщика Сыра по имени Нгиун Танг. — Он показал на восточную стену стоянки. — Важная шишка в Чайнатауне.
— Но?
— Но… — Раерсон пожал плечами. — Фараон отдал концы.
— Думаете, это Бруссард?
— Думаю, Бруссард это запланировал. Сам он не убивал, потому что был слишком занят, рассказывал всем, как его обстреливали у карьера.
— Так кто же тогда убил Маллена и Гутиерреса?
Раерсон посмотрел в потолок.
— А кто вынес деньги из холмов? Кого нашли рядом с убитыми?
— Погодите. Минуточку, — сказала Энджи. — Пул? Думаете, их Пул застрелил?
Раерсон прислонился к «ауди», стоявшей рядом с нашей машиной, и сделал долгую затяжку. В свете флуоресцентных ламп поплыли кольца сигарного дыма.
— Николс Рафтопулос. Родился в Свомпскотте, штат Массачусетс, в сорок восьмом году. Поступил на службу в департамент полиции Бостона в шестьдесят восьмом вскоре после возвращения из Вьетнама, где был награжден Серебряной звездой и отличился — вот неожиданность-то! — как первоклассный снайпер. Лейтенант, под началом которого он служил, говорил (я цитирую): «Летящей мухе це-це попадет в жопу с пятидесяти ярдов». — Раерсон покачал головой. — Эти вояки порой так цветисто выражаются!
— Так вы думаете…
— Я думаю, мистер Кензи, что нам надо поговорить.
Я отступил на шаг. В нем наверняка было больше метра девяноста. Идеально стриженные песчаного цвета волосы, раскованная манера вести себя и покрой одежды выдавали в нем человека обеспеченного. Теперь я его узнал: сегодня днем во время матча он сидел отдельно от остальных на трибуне стадиона «Гарвард», ссутулившись, надвинув на глаза бейсбольную кепку, и его длинные ноги крючками торчали над перилами. Я мог бы видеть его и в Йеле, где он пытался выбрать между учебой на юриста и работой на правительство. И то и другое поприще сулило государственную должность к возрасту, когда начинают седеть виски, но работа на правительство позволяла носить оружие. И этим отличаться от остальных. Да, сэр.
— Приятно было познакомиться, Нил, — сказал я, идя к дверце водительского сиденья.
— Я не шутил, говоря, что он убьет вас.
Энджи усмехнулась:
— А вы нас, я так полагаю, спасать будете.
— Я представитель Министерства юстиции. — Он положил ладонь себе на грудь. — Пуленепробиваем.
Я взглянул на него поверх крыши «краун-виктории».
— Вам кажется, Нил, что вы кого-то защищаете, поскольку вы всегда за спинами у других.
— Ух. — Его рука затрепетала у сердца. — Это сильно сказано, Пат.
Энджи забралась на сиденье, я тоже сел и стал заводить двигатель. Нил Раерсон постучал костяшками пальцев в окно рядом с Энджи. Она нахмурилась и посмотрела на меня. Я пожал плечами. Она медленно опустила стекло, Нил Раерсон присел на корточки и положил руки на нижний край окна.
— Должен вам сказать, что, по-моему, не желая меня выслушать, вы совершаете большую ошибку.
— Нам это не впервой, — сказала Энджи.
Держась за дверцу, он отклонился назад, затянулся, выдохнул дым и вернулся в прежнее положение.
— Когда я был мальчишкой, отец брал меня на охоту в горы неподалеку от того места, где мы тогда жили. Называлось оно Бун, в Северной Каролине. И папаня — он мне всякий раз это повторял, начал, когда мне было восемь, и до восемнадцати. Так вот папаня говорил: надо смотреть в оба и не зевать, опасаясь не лося и не оленя, а других охотников.
— Глубокая мысль, — заметила Энджи.
Он улыбнулся.
— Понимаете, Пат, Энджи…
— Не называйте его Патом, — перебила Энджи, — он этого терпеть не может.
Нил поднял руку, в которой держал сигару.