Прощай, детка, прощай

— Домой тебе нельзя. Там собралась половина журналистской братии города, а я не хочу, чтобы ты с ними общался.

— А почему они не здесь? — Я взглянул на здание, где размещался участок.

— Дезинформация. Дежурный сержант специально якобы проговорился, что вас всех держат в управлении. Еще час-другой, они все поймут и рванут к тебе.

— Так куда же мне деваться?

— Вот это действительно хороший вопрос. Вы с Энджи, намеренно или непреднамеренно, только что подложили полиции Бостона большую свинью. Такой, пожалуй, не было со времен Чарльза Стюарта и Уилли Беннета.[61] Я бы на твоем месте переехал куда-нибудь из штата.

— Вот я и спрашиваю тебя: куда?

Он пожал плечами, нажал на кнопку тонкого пульта дистанционного управления, прикрепленного к брелоку с ключами от машины, его «лексус» подал звуковой сигнал, и замки на дверцах открылись.

— Ну и катись, — сказал я. — Поеду к Девину.

Голова Чезвика дернулась, будто от удара.

— К Амронклину? Совсем спятил? Хочешь поехать к полицейскому?

— В пасть зверя, — кивнул я.

В четыре утра большинство людей смотрит сны, но Девин бодрствует. Он редко спит больше трех-четырех часов в сутки, и обычно это уже ближе к полудню. В остальное время он либо работает, либо пьет.

Едва Девин открыл мне дверь своей квартиры в Лоуэр-Миллс, я по запаху определил, что он не работает.

— Мистер Знаменитость, — сказал он и повернулся ко мне спиной.

Я пошел за ним в гостиную, где на кофейном столике между бутылкой «Джека Дэниелса», полуопорожненной стопкой и пепельницей лежал раскрытый сборник кроссвордов. По телевизору показывали Бобби Дарина.[62]

На Девине под фланелевым халатом были брюки от тренировочного костюма и такая же куртка с надписью «Полицейская академия». Он сел на диван, запахнул халат, поднял стопку, отпил немного и уставился на меня снизу вверх. Глаза хоть и слегка остекленели, но взгляд был тверд, как, впрочем, и весь Девин.

— Стакан себе возьми на кухне.

— Пить сейчас как-то не хочется, — попробовал отказаться я.

— Я пью один только в одиночестве, Патрик.

Пришлось идти на кухню. Девин мне налил, пожалуй, даже многовато. Он поднял свою стопку.

— За убийства копов, — сказал он и выпил.

— Я не убивал никаких копов.

— Твоя напарница убила.

— Девин, — сказал я. — Прекрати сейчас же, или я пойду.

Он поднял стопку и указал ею в сторону прихожей:

— Дверь не заперта.

Я с размаху поставил стакан на кофейный столик, часть его содержимого выплеснулась, а я поднялся и пошел к двери.

— Патрик!

Уже взявшись за дверную ручку, я обернулся.

Мы оба молчали, был слышен только мягкий голос Дарина. Все то, что осталось невысказанным и неоспоренным в нашей с ним дружбе, висело между нами. Дарин пел о недостижимом, о несоответствии между тем, чего мы желаем, и тем, что имеем.

— Иди сюда, — сказал Девин.

— Зачем?

Он показал взглядом на кофейный столик, взял ручку со сборника кроссвордов, закрыл его, поставил на него недопитую стопку, посмотрел в сторону зашторенного окна, за которым, наверное, едва-едва начинало светлеть, и пожал плечами:

— Если не считать полицейских и моих сестер, вы с Энджи — мои единственные друзья.

Я вернулся к стулу и стер краем рукава разлитый бурбон.

— Все еще впереди, Девин.

Он кивнул.

— В «Фицджералде» Бруссард и Паскуале действовали по чьему-то приказу. Кто-то отдал приказ.

Девин налил себе еще виски.

— И ты, конечно, думаешь, что знаешь кто.

Я откинулся на спинку стула и чуть-чуть отпил. Крепкое спиртное мне никогда не нравилось.

— Бруссард сказал, что Пул не любил стрелять. Никогда. Я раньше думал, что это Пул пришил Маллена и Фараона, вынес деньги из карьеров и передал кому-то еще. Но кто такой этот «кто-то еще», я так и не мог понять.

— Какие деньги? Что ты несешь?

Следующие полчаса я объяснял ему какие.

Когда я закончил, он закурил сигарету и сказал:

— Бруссард похитил ребенка. Маллен оказался свидетелем. Оламон шантажирует Бруссарда, хочет, чтобы тот отыскал и вернул ему две сотни штук. Бруссард хитрит и привлекает кого-то, чтобы убрать Маллена и Гутиерреса, а также уронить в тюрьме Сыра. Так?

— Убийство Маллена и Гутиерреса предусматривалось сделкой с Сыром, — сказал я. — В остальном все так.

— И ты считал, что стрелял Пул.

— До этого эпизода на крыше. Эпизода с Бруссардом.

— Так кто же тогда стрелял?

— Ну, там ведь была не только стрельба. Кто-то должен был забрать деньги у Пула и пронести их через оцепление из ста пятидесяти полицейских. Такое не всякому по плечу. Надо быть большим начальником. Человеком вне подозрений.

Девин поднял руку:

— Э, погоди-ка. Если ты думаешь…

— Кто позволил Пулу и Бруссарду нарушить правила и обменять девочку на деньги без вмешательства федералов? Кто жизнь посвятил помощи детям, розыску детей, спасению детей? Кто разъезжал в тот вечер по холмам, — сказал я, — и находился одному богу известно где?

— Твою мать! — Девин хлебнул еще виски из стопки, проглотил и сморщился. — Джек Дойл? Так думаешь, это Джек Дойл?

— Да, Девин. Это как раз Джек Дойл.