Прощай, Фикус!

Несколько дней Гулевский был занят исключительно собой. Ранним утром он совершал пятикилометровые пробежки, огибая центральную часть города, купил что-то необходимое из вещей в торговом центре «Барселона», навёл порядок дома, а вечером перед сном с интересом и любовью рассматривал купленный у Хомяка пистолет, привыкая к упругости курка и ощущению в ладони. Наконец решив, что пора, он набрал номер Малькова. Тот был лаконичен и деловит. Быстро продиктовал московские адреса, по которым были зарегистрированы Ряхин и Иноземцев, а затем с фальшивой грустью в голосе спросил:

– Так вы… Вы уезжаете?

– Да, и довольно далеко, – бодро ответил Гулевский.

– Сергей Дмитриевич, – осторожно проговорил Мальков, – а Иноземцев Виталий – это тот, что был ранен в квартире с любовницей? Ну… тот, что увёл жену у таксиста Савченко?

– Гриша, не переживай. Тебя это никак не коснётся, – с усмешкой ответил Гулевский.

– Да я не поэтому. Неужели опять хотите продолжить своё расследование по Фикусу? Вы по-прежнему уверены, что киллер Фикус и Савченко – одно лицо? Но ведь этому не было и нет никаких прямых доказательств! Только ваше предположение!

– Знаешь, Гриша! – раздражённо воскликнул Гулевский. – Я никому ничего доказывать не собираюсь. Хватит с меня. Я просто хочу повидать старых знакомых, а потом уезжаю во Владивосток. Вот и всё!

– Ясно, – с обидой в голосе проговорил Мальков. – А почему во Владивосток?

– А почему бы и нет? Говорят, красивый город, природа, море…

– Ясно. Ну… тогда счастливого пути, – произнёс Гриша.

– Пока! – ответил Сергей Дмитриевич и повесил трубку.

Закончив разговор с Гулевским, Мальков выпрямился на стуле, откашлялся и набрал внутренний номер.

– Товарищ полковник, это капитан Мальков, – бодро доложил Гриша. – Ваш приказ выполнен, я передал Гулевскому контакты Ряхина и Иноземцева. Вы были правы, он, похоже, действительно собирается продолжать копать по Фикусу. Если Сергей Дмитриевич мне не соврал, то он зачем-то хочет ехать во Владивосток.

Через минуту после разговора с Мальковым полковник Струнов схватил трубку стационарного телефона и быстро набрал московский номер, который помнил наизусть.

– Валерий Павлович, это Струнов Юрий Михайлович, – проговорил он, как только услышал на другом конце провода знакомое «Слушаю». – Вы просили сообщать, если появится любая информация по Фикусу. Есть слабая зацепка. Возможно, Фикус подался во Владивосток. Информация непроверенная, но, думаю, не лишена оснований.

«С дурной овцы хоть шерсти клок», – записав адреса, пробормотал Гулевский, вспомнив поговорку своего бывшего начальника, и не спеша принялся складывать вещи в дорожную сумку.

Через два дня он уже поднимался в лифте на девятый этаж старого панельного девятиэтажного дома на юге Москвы. Перед нужной дверью он замер, прислушался, а затем нажал звонок. Дверь тут же резко отворилась, и в дверях с изумлённым видом застыл Ряха, явно собиравшийся куда-то уходить. Из комнаты послышался старческий женский голос:

– Стёпка, не забудь окорочков килограмма два купить, когда будешь с дежурства своего возвращаться!

– Ага! – крикнул в ответ Ряха и вышел из квартиры, захлопнув дверь.

Он молча вытаращился на Гулевского.

– Мать? – добродушно спросил Гулевский, кивнув в сторону квартиры.

– Тётка, – судорожно сглотнув слюну, буркнул Ряха

Глядя на него, Сергей Дмитриевич добродушно рассмеялся. Ряха был одним из немногих уцелевших членов Климовской группировки. После убийства Клима и развала его команды он и ещё два его товарища, спасаясь от мести конкурентов, решили временно залечь на дно в Глуховецке. Шантажируя Сергея Дмитриевича аудиозаписью, на которой он предлагал свои услуги Климу, они потребовали обеспечить им спокойное и комфортное проживание в городе. В тот момент Гулевскому ничего не оставалось, как выполнить их требование. Но бандиты на этом не успокоились. Вместо того, чтобы тихо-мирно сидеть дома и не высовываться, они решили заглянуть в квартиру покойного Сёмы Седого, почему-то решив, что там могут быть спрятаны пропавшие миллионы Клима. Но вместо миллионов в квартире они нарвались на бывшего телохранителя Сёмы. В живых остался только Стёпа Ряхин, которого оставили в машине на стрёме. И то лишь потому, что он был милостиво отпущен тем, кого называли Фикусом. С того страшного момента Стёпа решил завязать с бандитизмом и удрал в Москву к тётке.

– Ряха, расслабься, я тут не затем, чтобы вершить акт справедливого возмездия. Пошли, переговорим, – произнёс Гулевский. Затем он спокойно повернулся к остолбеневшему Ряхе спиной и не спеша направился к лифту.

– Так что тебе надо, мент? – оглядываясь по сторонам, спросил Ряха, когда они вышли из подъезда и остановились.

– Во-первых, я уже год, как не мент; во-вторых, я хочу тебе кое-что предложить, но сначала ответь мне, чем ты сейчас занимаешься. Ну, чем на жизнь зарабатываешь?

– Охранником на ЗИЛе работаю, сутки через трое, а что? – по-прежнему настороженно глядя на Гулевского, произнёс Ряха.

– Ну и как? На миску супа хватает? – усмехнувшись, спросил Гулевский.

– Не твоя печаль, – буркнул Ряха.