Прощай генерал… прости!

Разговаривать из этого кабинета Турецкий не стал бы ни при каких условиях, и он поднялся, по привычке спрятал документы в сейф, запер его и зашел в соседний кабинет, к Серову. В дверях устало, с хрустом, потянулся, поинтересовался, когда придет очередной свидетель, и, выслушав неутешительные известия, что его невозможно найти, осуждающе покачал головой и заговорил, рассчитывая на то, что сказанное им сейчас станет немедленно известно «подлому врагу».

— Надоели мне, Юра, — вот так, совсем по-домашнему, произнес он, — эти ваши дурацкие игры. Я долго ждал, ты сам видел, верно? — Он дождался утвердительного кивка следователя. — А больше ждать не хочу. Да и время зря тянуть — непростительный грех. Значит, диспозиция на сегодняшний вечер будет у нас с тобой такая. Придется немного пострадать, извини. Я не хочу в данный момент раскрывать все аспекты своего плана, но у меня появилась наконец возможность «развязать» нашим свидетелям языки. Сколько веревочке ни виться… да что я тебе говорю, ты и сам все прекрасно знаешь! — И Турецкий удовлетворенно хлопнул ладонями и потер их одну о другую.

Серов вытаращил глаза. Он ничего не понимал, но если что-то и дошло, то это было мгновенное озарение — у Александра Борисовича появился неизвестный, но очень серьезный козырь. Тот, которого он давно, видно, ожидал, готовился и поэтому так непонятно тянул время.

— И… и что я должен?

— А ничего! — рассмеялся Турецкий, он был сейчас чрезвычайно собой доволен. — Присутствовать… Находиться рядом. И «пушку» свою, на всякий случай, не забудь. Мы с тобой заставим, Юра, этих засранцев выложить всю правду о тех, кто, в свою очередь, убедил их изменить первоначальные показания. А ведь эти деяния, как тебе отлично известно, элементарно подпадают под статьи триста седьмую и триста восьмую Уголовного кодекса, верно? За лжесвидетельство при желании и до двух лет натянуть можно. И начнем мы с тобой прямо сегодня, понял? Так что давай поступим следующим образом: ты поужинай и примерно к десяти жди меня здесь. Отсюда и двинем… собирать золотые крупицы правды. До вечера! И я пойду тоже перекушу да заскочу в гостиницу…

— А к кому конкретно поедем, Александр Борисович? — почти выкрикнул вдогонку Серов. И несколько смущенно добавил, когда Турецкий резко обернулся: — Я хотел спросить: с чего начнем?

— Не с чего, а с кого, да? Но тайна сия, Юра, велика есть! — Турецкий назидательно погрозил ему указательным пальцем. — Тебе-то какая разница? А ну как проговоришься нечаянно, а? Или вдруг нас с тобой кто-нибудь сейчас подслушивает? Ты ж не можешь быть стопроцентно уверен, что у этих стен нет ушей? Вот то-то! И мы явимся к очередному хладному трупу? Мне ж ведь тогда придется тебя колоть, чуешь?.. — И мрачно закончил: — Шучу.

Он ушел, физически чувствуя, как его спину прямо-таки сверлил напряженный взгляд Серова. А сейчас тот будет либо сам докладывать, либо выслушивать наставления, как себя вести. Жаль, не хотелось Александру Борисовичу убеждаться в том, что деньги могут сделать даже приличного человека предателем. Впрочем, приличия — еще не аргумент при окончательной оценке личности, ибо вполне пристойных, приличных мерзавцев — пруд пруди. Особенно в государстве, где, кажется, утеряны почти все человеческие ценности, кроме финансовой — возможно, и очень важной, но в конечном счете далеко не главной…

Демидыч сообщил, что со второй половины дня у больницы наблюдается некоторое скопление весьма характерных лиц, кучкующихся вокруг пары крутых джипов. Прежде их не было. Нельзя исключить, что им известно о том, что пострадавшая пришла в себя, о чем даже он, не покидающий бокса с палатой Пшеничной, уже успел услышать в разговорах медсестер. Ну да, всем же рты не залепишь!

Это было скверно и, главное, очень не вовремя. Турецкий сказал, что примет меры, и тут же перезвонил отдыхающему после дежурства Голованову. Севе долго не стоило объяснять, он сказал, что временно переселится в больницу, а вдвоем с Демидычем им и сам черт не страшен. Вообще-то так оно и было. Турецкий успокоился. Хотя и предупредил, что в связи с некоторыми его личными планами на сегодняшний вечер ему наверняка потребуется поддержка одного из них. Не силовая, а скорее техническая. Обеспечение устойчивой связи и слышимости, так сказать. Сева засмеялся — ему было не впервой участвовать в мероприятиях такого рода.

Операция, которую Турецкий замыслил провести, он назвал простенько и с определенной долей кокетства — «Огонь на себя». А если быть более точным, то — «На живца». Однако первый вариант ему нравился больше, потому что звучал благороднее.