Подозрительный скрежет, донесшийся снаружи, Демидов услышал в середине ночи. В палате было темно, но не настолько, чтобы не разглядеть, особенно если наблюдать, к примеру, в бинокль ночного видения, его мощный силуэт. Правда, сидел он так, чтобы, держа, как было сказано, обзор двух точек, самому не торчать столбом. Но во время перемещений по палате его, несомненно, могли засечь наблюдатели.
И вот этот скрежет.
Володя осторожно приблизился к окну, пригляделся и заметил наконец, что к внешнему краю подоконника, покрытого оцинкованным железом, прижались и тихо по нему елозят концы приставленной, скорее всего, железной лестницы. Оттого и звуки. Кто-то, вероятно, медленно и осторожно поднимался к окну.
«Ну надо же, наглецы! Это ж до какой степени не уважать охрану?! Чего они тут вообще о себе думают?» Мысли были мимолетные, но они и поставили Точку на дальнейших размышлениях Демидыча. Такие вещи прощать не следует, а учить надо на примерах ярких и доходчивых, чтоб потом другим неповадно было.
В какой-то миг он пожалел слегка, что под рукой не было хорошей кувалды, тогда вообще был бы показательный номер. Случается ведь, танк наедет на человека, да еще пробуксует маленько. Где голова, где ноги — одному Богу известно. Видал Демидыч такие неприятные эпизоды в прошлом. Ну нет у него под рукой ни танка, ни кувалды. Зато есть собственный кулак — ничуть не хуже иной кувалды. Только вот мараться как-то не хотелось. И тут рядом оказался стул, точнее, массивная табуретка с металлическими ножками, на которой Володя сидел обычно. Не на удобном стуле и уж никак не в кресле — они расслабляют волю и притупляют внимание. А когда ты словно воробей на жердочке, тут все в тебе сосредоточено и чувства обострены.
Демидыч выжидал.
Слабые огоньки контрольных лампочек на приборах, установленных за спинкой кровати, на которой лежала больная, конечно, являлись удобным ориентиром для стрелка. И Володя подумал, что совершил невольную ошибку, не прикрыв их хотя бы газетой. Впрочем, выяснить, как в отделении реанимации обычно стоят кровати, никакого труда не составит. А вычислить, где голова, где ноги, для профессионала и вовсе не проблема. Что ж, тем хуже для профессионала.
И еще одно соображение заставляло ожидать дальнейших событий. Стрелять через стекло тот, кто лез к окну, вряд ли станет. Он попытается открыть окно, зная, что любая охрана обычно должна находиться за дверью палаты, именно в «предбаннике», где в тишине, да еще среди ночи, очень тянет в сон. Дверь — на ключ и спи себе! Позиция же, выбранная Володей, была им неизвестна.
А вот что окна легко открываются, наверняка известно — днем приезжали, видели, что практически все створки были нараспашку. День солнечный, непривычно жаркий для Сибири. Ну лезь, лезь…
Наконец за окном показалась тень. Затем рука скользнула сквозь едва прикрытую форточку и стала шарить по переплету окна в поисках задвижки или шпингалета.
Человек стоял на подоконнике снаружи, согнувшись, что называется, в три погибели — окно-то невысокое, а мужик, видать, здоровый. Наконец одна створка сухо заскрипела и стала отворяться.
«Нет, — сказал себе Володя Демидов, — это не Ромео, явившийся навестить свою Джульетту. Поэтому извини, приятель…»
Он приподнялся, захватил рукой свою табуретку за ближайшую ножку и, резко выпрямляясь, врезал ею по согнутому силуэту, застывшему в оконном проеме и так и не успевшему спуститься на пол. Причем бил Володя в то место, где, судя по позе мужика, должна была оказаться в данный момент его голова.
Раздался какой-то странно чмокнувший звук, ну как если бы, к примеру, булыжник ухнул в болотную трясину, затянутую травой и ряской. Темный силуэт, закрывавший собой окно, словно бы взлетел и затем беззвучно исчез в темноте. И следом за ним с коротким треском и продолжительный звоном посыпавшихся стекол отправилась створка открытого окна, не подлежащая, как стало понятно уже утром, восстановлению. Проще другую навесить.
На некоторое время за окном, внизу, установилась мертвая, в прямом смысле, тишина. Потом послышался топот ног нескольких человек, донесся сдержанный мат, который оборвал крик сторожа от недалеких ворот: «Эй, кто там безобразит? Ща, бля, собаку спущу!» И снова воцарилась тишина.
А когда Демидыч, выбрав момент, выглянул из окна, внизу никого и ничего не было, кроме белевших в темноте, разбросанных деталей оконной рамы.
На всякий случай он принес из «предбанника» несколько газет, которые читал днем, и развесил их на темных ящиках приборов, следивших за состоянием больной. А затем придвинул к самому окну большую ширму, вообще перекрыв всякий обзор палаты снаружи.
Утром потрясенная Ангелина Петровна произвела личный осмотр места происшествия, приказала немедленно убрать весь мусор под окнами снаружи. Приглядевшись, — все ж таки боевой в прошлом доктор! — обнаружила следы крови на траве и велела посыпать это место песком, чтоб вообще никаких следов не осталось. А еще спустя час пришли больничный завхоз с плотником и навесили новую, уже застекленную раму.