Прощай, Германия

Поезд тронулся, захмелевший Петя завалился сразу спать и продрых до нашей границы, полякам ведь досмотр наших поездов пофиг. В Бресте нашему лейтенанту надо делать пересадку, он с трудом вытаскивает на вокзал чемодан (как только ручка не оторвалась?!) и начинает проходить таможенный контроль.

Инспектора спрашивают, что везёте в чемодане? Отвечает — вещи и подарки. Ему говорят — откройте. Открывает и впадает в ступор: вместо импортных вещей и бутылок — его чемодан наполнен доверху брикетом! Таможня тоже в недоумении, интересуется, что это за груз, мол, какие-то странные у вас товарищ офицер подарки. Лейтенант трясётся с похмелья, да и не на шутку перепуган, пытается оправдываться. (А вдруг в вагоне подкинули наркотики?) Пытается оправдаться, что возможно он в купе попутал чемодан? Потом присматривается, пожимает плечами, хотя нет, но вроде бы свой.

Собралась вся таможня, пытаются понять, что это за провокация? Возможно, таким образом производится проверка бдительного несения ими службы? Уточняют: что спрятано в брикете? Наконец Петя догадывается и отпирается — объясняет, что был нетрезв, провожали друзья, наверняка глупо пошутили. Сперли ликёры и подсунули для веса уголь.

Таможенники естественно сначала не верят, приносят молоток и заставляют лейтенанта разбить первый брикет. Всем любопытно, какая же в брикетах спрятана контрабанда. Петя колотит, и от усердия первый кусок разбивает едва не в пыль. Проверяют на вкус и запах — никаких наркотиков, золота, самиздата, либо чего другого запрещённого. Ладно, говорят: дроби следующий брикет. Дробит — и в этом тоже лишь угольная пыль. Следующий, но снова всё тот же результат. Поглазеть на этот цирк собралась не только таможня, но и пограничники, и милиция, и даже местное железнодорожное начальство. Толпятся вокруг, смотрят, хихикают, дают ценные советы. А перепачканный в угольной пыли Петя, сидит на табурете, потеет, и обречённо продолжает колоть кусок за куском. Говорят, что служивый народ долго со смеху покатывался и несколько месяцев пересказывал всем знакомым эту забавную историю. Конечно, все быстро поняли, что это действительно дружеский недобрый розыгрыш, но порядок есть порядок: заставили разбить каждый брикет.

Воротился из отпуска наш Петя злобный как чёрт, хотел даже подраться или отомстить. А с кем именно драться? Со всеми? Кому отомстить? Можно нарваться на новые неприятности. Так ему и сказали — не будь жадным. А водку и ликёры, пока он был в отпуске, мы естественно оприходовали. Не пропадать же добру!

— И к чему ты мне эту байку рассказал? — с недоумением поинтересовался Эдик. — Я вроде бы ничего не зажал для сослуживцев ни чего как майор Иванов. Сейчас как раз проставляюсь…

— На будущее, чтобы не был скопидоном, не жлобился, — пояснил нравоучительно рассказчик.

— Сёма, не умничай! Ты же знаешь, я в отличие от тебя, даже урезанную получку не получал! Жду первого июля и сижу на бобах…

— Знаю, знаю…, но на будущее эту притчу все-таки запомни… — снова ухмыльнулся Чернов. — А вот твоего предшественника хорошенько проучить не помешало бы…

— Не обижайтесь на сирого и убого, — усмехнулся Толстобрюхов. — Нашего куркуля-масона Иванова не исправить и не переделать.

Наутро голова у Громобоева трещала и раскалывалась, ему казалось, что ночью её подменили раскалённым чугунком. И ведь сколько раздавал себе зарок — не смешивать напитки! Но нет, не удержался! Захотелось дегустировать невиданные и не питые прежде «Мозельские» и «Рейнские» вина (испытал восторг!), отведать противную немецкую водку «Корн» (бр-р-р), и запить этот мерзкий шнапс прекрасным баварским пивом.

Нашёл в себе силы: побрился, умылся, чертыхаясь побрел в батальон. В дверях казармы столкнулся нос к носу с Толстобрюховым. Михаил на службу тоже чуть припозднился, и вид у него был тоже не важный, даже хуже чем у Эдика, потому что майор накануне не пропустил ни одной рюмки и каждую «шлифовал» банкой пива.

— Замполит! Ты жив? — прохрипел Михаил. — А я, кажется, скоро умру… Наверное, прямо сейчас…

— С трудом, но пока жив, однако состояние примерзкое. И кто только придумал эту водку? Убил бы гада! — тихо пролепетал Эдик, но и без ответа было ясно каково его самочувствие. Офицеры тихо переругиваясь, медленно поднялись по лестнице, зашли в канцелярию.

— Эх, Эдик! Не водку надо ругать, а коктейли! — пробурчал Толстобрюхов. — А ещё лучше пить домашний самогон. Натур-продукт!

— А почему моим состоянием ни кто не интересуется? — обиделся Чернов, низко склонившийся над столом заваленным бумажками, и крепко прижимающий холодный гранёный стакан ко лбу.

— Сёма, по твоему лицу и так всё ясно, — ответил замкомбата, скрипя зубами. — Ладно, молодёжь, буду вас лечить! Пойдем-ка заниматься спортом!

— Какой нахрен спорт, — простонал Чернов. — Голову бы поправить… Еле-еле на стуле сижу…