Прощай, Германия

— Конечно, жалко, — искренне признался Владимир. — Зачем мне ваша партия на гражданке? Партия бизнесу не помощник!..

Надо сказать, что в полку, в дивизии, да и по всей выводимой Ударной армии после съезда КПСС и выхода из партии Бориса Ельцина пошло поветрие: не платить взносы, сдавать партбилет и выходить из партии. За то, что несколько десятков офицеров полка бросили партийные документы и вышли из КПСС, Николая Третьякова, полкового партийного секретаря хорошенько взгрели. А как же его не наказать, он ведь не свой, не номенклатурный назначенец, не из запланированных. Пусть он хоть и лояльный, но оппозиционер, потому что записался в «марксистское» крыло партии и пропагандировал идеи своей платформы в КПСС. В полку так шутливо и говорили: вон пошёл Коля-большевик!

Партийным секретарём Николай стал совершенно случайно. Он служил замполитом зенитного дивизиона, по новым веяниям в партийной жизни страны, выборы секретаря парткома объявили на альтернативной основе. Прежний парткомовец, зануда, стукач и льстец, майору Третьякову выборы проиграл с треском, и злой как чёрт уехал по замене в Казань. А Коля начал бороться за правду-матку, восстанавливать ленинские принципы внутрипартийной жизни, чем сильно досаждал командиру и замполиту. Этот марксист ратовал за справедливость, не угождал руководству, взял на контроль распределение дефицитов, регулярно проверял склады. В ходе своей нелегкой войне «с ветряными мельницами», этот Дон Кихот получил несколько служебных взысканий за мелкие упущения, вдобавок его карьере навредила и пачка сданных партийных билетов, да большая задолженность по взносам. Всем заменщикам стало жалко попусту валюту отдавать. Майору Третьякову в политотделе объявили выговор, и записали на выезд в Союз в числе первых. Как говорится, попал Коля под раздачу…

Глава 11. Приятная неожиданность, похожая на чудо

Глава, в которой нежданно-негаданно приходит весть, о том, что служба Эдика в Германии продлевается ещё на некоторое время.

С выездом домой живодёра капитана Черкасова и бегством на запад соседки-проститутки Эллочки, эсэсовский дом опустел, и помимо Громобоевых в нём остались жить лишь привидения. По ночам раздавались скрипы и вздохи, ветер завывал в мансардных окнах шпилевидных башенок, черепица на крыше ходила ходуном. Эдуард несколько раз подал рапорта с просьбой о предоставлении другого жилья, без крыс и теней убиенных фашистов. Командир полка отмахивался, мол, месяц можно потерпеть, но наконец, смилостивился и дал ключи от трёх комнатной квартиры в новой пятиэтажке. А чего жалеть-то, новый дом уже наполовину опустел, ведь офицеры каждый день уезжали к новому месту службы.

Эдик взял десяток солдат, и они за один заход перетащили аппаратуру, койки, диван, два стола, две тумбочки и вешалку из прихожей. Ценного имущества было не много, в основном всё временное, ведь Громобоев так и не стал заказывать контейнер с вещами и мебелью из дому — зачем? Пару месяцев можно перекантоваться и на ветхой мебели.

Едва он перетащил свой нехитрый скарб, как его срочно вызвали в штаб. Запыхавшийся посыльный ворвался в незапертую квартиру и громко выкрикнул:

— Товарищ капитан! Я вас полчаса разыскиваю, а вы оказывается в новой квартире! Замполит полка рвёт и мечет, требует к себе!

Эдик натянул сапоги и поспешил на зов начальства. В кабинете Патрушенко сидели два знакомых капитана, оба тоже были ветеранами войны в Афганистане. Офицеры что-то быстро писали.

— Громобоев! Где вас черти носят! Мне нужно срочно о вас докладывать и документы сегодня же нарочным отправить. По гаштетам что ли шатаешься? Днем с огнём не найти!

— А что случилось?

— Первый и главный вопрос: вы в Германии служить хотите?

Что за глупый вопрос? Кто же не хочет, особенно в свете новых экономических обстоятельствах. Зачем спрашивать, когда ответ и дураку ясен. Эдик надеялся дотянуть до конца ноября и получить ещё одну получку, чтобы купить «Жигули» и увести на машине аппаратуру и вещи. На другую, более дорогую скопить никак не получалось.

— Конечно, хочу! Надеюсь уехать в декабре! — ответил Громобоев. — Хотя по плану наш батальон ликвидируют двадцатого ноября, а то и раньше.

— Ха! Двадцатого! Это твой комбат губу раскатил! Первого ноября тут не будет уже ни одного солдата, а до седьмого ноября и офицеров в батальонах не останется! Мечтатели!

Эдика словно окатили холодной водой и он мгновенно погрустнел. Значит, выходило так, что времени до вывода в Союз оставалось всего пара недель и максимум, на что можно рассчитывать — ржавый с трудом передвигающийся на колёсах ни кому не нужный металлолом. Скорее всего — старенький «Москвич».

«Вот черт!» — чертыхнулся про себя капитан.

— Но вам дается шанс, — произнёс подполковник Патрушенко с выражением на лице, на котором была видна откровенная неприязнь и зависть. — Вы можете ещё послужить некоторое время…