Прощай, Германия

Командование армии по поводу беглецов даже запросы никуда делать не стало. Кого спрашивать, и о чём? Позвонить в «Бундесвер» или НАТО? Не смешно! Спросить в БНД (западногерманская разведка) или в ЦРУ?..

Эдик слушал неторопливый рассказ Ларисы Васильевны, широко раскрыв рот. Вот это да! Вот это номер! Дальше некуда, это называется — «приплыли»… Значит наступило полное разложение армии, если командиры полков бегут с документами, продают секреты Родины за бундесмарки…

— Сегодня уже объявили приказ Главкома: наказать всю дивизию — ускоренными темпами, в первую очередь, отправить наши полки домой, поменять местами с вашей дивизией. Так что мы уедем на Украину до конца февраля.

— Петрович ведь не по этой причине пьет?

— Конечно же, нет, разве боевым орлам нужна причина? Хотя нет, по их словам причина в этот раз уважительная… Как же Володя её на этот раз сформулировал? Кажется так: очередная годовщина начала ввода войск в Афганистан. Вечно они то ввод обмывают, то вывод… А про скорое возвращение домой он может быть ещё и не знает…

Глава 3. Служба на передовых рубежах продолжается

Глава, в которой рассказывается, что справедливость с получением боевых наград, так и не восторжествовала, и Громобоев уезжает начальником караула по сопровождению грузов в Россию.

Итак, возвращение домой семьи Громобоевых в сырой, промозглый Ленинград вновь откладывалось в свете пикантных событий произошедших в Галльской дивизии. Командование части, чтобы хоть что-то предпринять и обезопасить себя, собрало семьи, замполит провёл беседу, полковой контрразведчик капитан Чабан постращал, что всех предателей покарает суровая рука органов Государственной безопасности, мол, вероятно спецслужбы уже провели операцию и этих мерзавцев нет в живых!

Довели до сведения офицеров секретный приказ: руководство полка и дивизии уже снято с должностей, а начштаба и особист уволены из армии. После беседы велели каждому военнослужащему и члену семьи расписаться на листочках об ознакомлении с приказом, о недопустимости посещать Западную Германию (забавно, но ведь и так вся Германия уже стала Федеративной, объединённой), об ответственности мужей за поведение жён, а жён за поведение своих мужей. Много разных документов в тот день они подписали и, шушукаясь и посмеиваясь, разошлись по домам.

Раз полк не выводится — остановили ликвидацию полигонов и запасных районов, возобновили боевую подготовку. Первым делом провели командирские сборы с комбатами и заместителями: тактика, физподготовка, занятия по химзащите, стрельба, вождение. Начальник штаба вывез офицеров на полигон в грузовом «Урале», в нём все пропылились, перепачкались. Когда завершились занятия по плану первого дня, и машина вернулась, то у ворот КПП их ожидал сюрприз. В полк приехали для «налаживания дружбы» солдаты Бундесвера, в прочем, ещё вчера они были солдатами Немецкой народной армии. Делегация прибыла на новеньком, комфортабельном автобусе «Мерседес», с кондиционером, все чистенькие, опрятные, смотрят через стекла во все глаза, и видят, как через борт грузовика выпрыгивают грязные, запыленные подполковники и майоры. Моложавый комбат второго батальона даже матюгнулся в сердцах.

— Твою же мать! Опять мы показываем себя второсортными людьми! Такой терпеть позор на глазах этих сопляков!

На следующий день решили в гарнизон не спешить возвращаться, чтобы не сталкиваться вновь с «туристами» из Бундесвера, и не позориться, и после занятий по пути с полигона завернули в деревенский кабак, чтобы выпить шнапса. Одноногий хозяин гаштета Курт был давним другом гарнизонных офицеров. Немец любил рассказывать, как чудом спасся, хотя и оставил в заснеженной России свою левую ногу. Выпили по первой и пригласили к столу бывшего фашиста.

— Курт! А ты помнишь Сталинград? — ехидничал майор Бордадым, хлопая по спине немца. — Не забыл русский мороз?

— Яволь! Помнишь! — посмеивался Курт. — Остаток мой нога хорошо помнит, а второй половина этой нога давно умер.

— Выпьем за мир? — предложил Ваня Червинский. — За дружбу простых людей: русских и немцев!

— Прозит! — поддержал тост Ивана старый немецкий солдат. — Только я не был в Сталинград. Я служил бундесмарин, матрос на катер, на Дунае. Если бы я быль пехота, то и второй нога не унёс бы из ваш Сталинград. Не быль я ни в этот страшный город, ни даже близко рядом. О, майн гот! Война это плохо! Мир карашо!

Участники сборов приехали в гарнизон за полночь, хорошо набравшись и оставив уйму денег в дружественном гаштете хитрого немца.