Прощай, Германия

Майор завел его в свой кабинет, где на стульях и креслах стояли готовые портреты в рамках, а его фото лежало отдельно на столе. Вдоль стены громоздилась вывеска с лозунгом: «Наши маяки».

«Эх, не вышло помаячить», — кольнула Эдика мысль.

— Бачишь, який ты гарный! Це я тоби проявлял, печатал и ретушировал! Ну, ты и в жизни хлопчик нэплохой. Держи фотопортрэту и владэй!

Майор вручил Эдуарду фото, сразу же потерял к нему всякий интерес, и занялся сортировкой портретов по алфавиту для доски почета.

Громобоев скрутил свой большущий фотопортрет в трубочку, завернул в лист ватмана, затем в газету и помчался искать друзей. Однако, увы, пельменная уже опустела: либо ребята уже выпили свою норму, либо у них закончились деньги.

Капитан в одиночестве проглотил пару кружек кислого пива и поехал в гарнизон. Дома он пришпандорил фото к двери в спальню и написал сверху надпись фломастером: «Перестроившиеся офицеры округа»…

Ирина взглянула на Эдика и покрутила указательным пальцем у виска…

…Ах, да, что-то мы о ней, о молодой жене, в нашем повествовании совсем забыли. А напрасно! Ну да об этом скажем в следующей главе…

Глава 8. Психушка

Глава, в которой наш герой познает неверность и предательство, дерется с соперником, попадает в дурдом, и убеждается, что верно гласит поговорка: от сумы и от тюрьмы не зарекайся.

После завершения совещания Эдик вернулся в «поля», а точнее сказать, в леса. Убыл в лагерь рано, ещё до рассвета, чтобы успеть на электричку. Нежно чмокнул дремлющую замученную супругу в щёку, пообещал ей привезти корзину грибов и бидон ягод, полевые цветы. Ирина сладко потянулась, буркнула типа, не мешай и отвернулась досыпать. Эдик не стал настаивать на проводах, ведь молодой жене нужно вставать лишь через час. Месяц назад она сумела удачно устроиться на работу в медпункт полка, на одну зарплату офицера жить трудно.

«Ладно, пусть милая ещё поспит», — с нежностью подумал Громобоев, и вышел из комнаты на цыпочках.

Добравшись до полевого лагеря, капитан развернул бурную деятельность, чтобы не быть обвиненным в бездействии и попытке срыва политической и воспитательной работы с «партизанами». Конечно, как же обойтись без политической работы с приписным составом? А ну, случится какая идеологическая диверсия? Вдруг все эти токари, слесари, водители автобусов и грузовиков, получив оружие и боевую технику, вздумают дружно дезертировать и сдаться в плен войскам НАТО!

Громобоев теперь на утреннем построении бился за необходимое количество рабочих рук, за каждого солдата и ежедневно вырывал у ротного и зампотеха двух-трех бойцов, не слушая их протестующие вопли об устройстве парка боевой техники, складов и прочих задачах. Солдаты, выхваченные из цепких лап майора Изуверова, таскали ошкуренные стволы, распиливали их пополам на своеобразные доски-горбыли и оббивали каркасы, сколачивали столы и лавки.

Так в трудах праведных прошел месяц, основные дела в лагере были почти завершены, и пришла пора доставить из полка наглядную агитацию. Эдик запланировал машину, велел водителю загрузить в кузов пустые ящики под хлеб, термосы для каши, закинул личные вещи в кабину, в кузов сел ещё один боец и они отправились в гарнизон.

Машина примерно час петляла по узкой лесной дороге, то и дело залезая колесами в глубокую грязь, а затем три часа тряслась на ухабах по разбитому шоссе. Сосны и ели, стоящие вдоль дороги, приветливо махали раскидистыми лапами. Молдаванин-водитель беспрестанно что-то напевал на родном языке. Яркое августовское солнце припекало, стояли последние дни лета, настроение у капитана было великолепным.

Громобоев долго боролся с дремотой и всё же не удержался и ненадолго отключился. Почему-то ему приснились крысы: большие, жирные, грязные. Эти омерзительные твари настороженно обнюхивали друг друга, а затем терлись мордами друг о дружку.

Капитан резко встрепенулся, потряс головой, прогоняя оставшиеся видения, слегка нахмурился, вспомнив приснившуюся гнусность, через силу улыбнулся. И верно, что долго думать о каких-то мимолетных неприятных снах, ведь Эдуард возвращался домой с полигона в приподнятом настроении, а приподнятым у него было всё, что можно было приподнять — ещё бы, опять почти месяц безвылазно сидел в лесу и строил полевой лагерь! Так и одичать можно! Молодой организм требовал разрядки и бунтовал последнюю неделю. И почти как в старом анекдоте: ноги мерзли по ночам, потому что одеяло постоянно было поднято неведомой силой… Душа и тело рвались к молодой жене, которая оставалась одна-одинёшенька в гарнизоне пока он жил в лесу.

Эдик всё реже вспоминал о прошлой жизни до службы в Афганистане. Бывшей жене Ольге наш капитан оставил без дележа и скандалов деньги скопившиеся на сберкнижке, гараж, мотоцикл, ну и совместного ребёнка. Угрызения совести почти не мучили. Ну, разве что иногда.