«Жизнь идет так медленно», – вальяжно говорит она. Пока Саган катает Джеймса по Парижу на своем несущемся, как скорая помощь, белом «ситроене», ведущий пытается задавать ей вопросы, а она – преодолеть звуковой барьер. Писательница безразлично пожимает плечами, когда Джеймс упоминает о серьезной автомобильной аварии, в которую она попала, когда ей был 21 год, и переломала почти все кости: «Одиннадцать ребер, оба запястья и череп. Все решили, что я погибла. Закрыли мне глаза». Рассказывая об этом жутком происшествии, она «подрезает» пешехода и едет дальше, продолжая пожимать плечами. Джеймс тихонько скулит. Раздается закадровый голос: «Мы задели только его портфель. И все же от толчка он закрутился на месте, как флюгер».
Эти кадры надолго запечатлелись в моей памяти, я часто вспоминала их и посмеивалась. Вот уж действительно: прощай, грусть! В отличие от принцессы Дианы, я не догадалась записать выпуск на кассету. А много лет спустя, когда решила найти ту передачу, ничего не вышло. Мне даже стало казаться, что я все это придумала. В конце концов, именно так я представляла, что значит быть французом определенного сорта. Ездишь по Парижу, плюешь на чужое мнение, задеваешь портфели прохожих и даже не обращаешь на это внимания. К тому моменту я уже неплохо владела французским и надеялась, что совсем скоро это сделает меня француженкой. Ну, может, правда, не склонной сбивать пешеходов… Я мечтала вести себя как Саган. Пусть эта мечта и была немного маниакальной и порочной, она оставалась моей мечтой. И неважно, что в реальности такого не бывает. Не приснилось же мне все это, в самом деле?
А потом, пару лет назад, гуглив что-то совсем другое, я вдруг наткнулась на нужное видео и перенеслась в прошлое. Оказалось, его сняли в 1989 году. Сперва я узнала закадровый голос – медленную, уверенную, циничную австралийскую манеру Клайва Джеймса. В самом начале он описывает феномен, который возникает только во время чтения книги любимого писателя. Джеймс цитирует Саган: «И тогда что-то захлестывает меня, и, закрыв глаза, я окликаю это что-то по имени: „Здравствуй, грусть!“»[2]
Он продолжает, пока камера скользит по мосту Искусств: «Франсуаза Саган написала это в семнадцать лет, и она была здесь, была писательницей в Париже. Я жил на другом конце света и мечтал стать писателем в Париже. Я мечтал о столиках в кафе на левом берегу Сены, где сидел бы и писал собственный не по годам зрелый роман „Прощай, Сидней“». Именно это я поняла, впервые посмотрев передачу: люди испытывают такие же чувства, как я.Желание сбежать от самих себя и найти лучший способ жить – важный аспект читательского опыта. Английская писательница Джанет Уинтерсон называет чтение «растянувшимся на целую жизнь столкновением с умами, которые не похожи на ваш». Учить язык и открывать для себя авторов, писавших на этом языке, – двойное столкновение. Язык дает доступ к мировоззрению другой культуры, а чтение помогает погрузиться в него еще глубже. Я хотела именно такого отчаянного столкновения и жаждала найти именно такой прямой путь к определенному типу французского счастья. Подростком я мечтала о том же, о чем и Клайв Джеймс:
После той передачи я стала одержима французскими писателями и решила начать именно с Саган: подступиться к ней оказалось проще всего, и она была особенно привлекательна для подростка. Мне хотелось прочесть все истории, написанные французами, чтобы понять их мир, понять их самих, научиться думать как они. Так, чтобы во мне стало меньше меня и больше… ну, такого… французского. Поведение Саган во время того интервью казалось мне экстраординарным. Эта женщина жила безрассудно, порывисто, эгоистично. Она отличалась от всех, кого я встречала раньше. Она была свободна. Едва ли не чересчур. Свободна до такой степени, что могла сбивать людей на улицах, не заботясь об этом. Я не совсем понимала, как это может научить меня жить лучше. Но казалось, что если я буду стараться, то все придет само. Впрочем, были и некоторые сомнения. Разве обязательно сбивать людей, если хочешь жить красивой жизнью? Я решила не задумываться об этом. Во французских представлениях о жизни и счастье было что-то неуловимое, интригующее и очень важное. Французы следовали немного другим правилам, чем все прочие люди. Наверное, если я смогу их усвоить, то научусь жить так, как они?