Мне очень понравилась организация самой учебы. Куратором нашей группы назначили Арлин Гилпин, часто работавшую на летних курсах для иностранных учителей, которые организовывал «Британский Совет». С ней мы встречались два раза в день — утром и вечером, и могли рассказать ей о проблемах, неизбежно возникающих у нас в связи с разницей наших культур и образа жизни. Арлин всегда была готова помочь. Кроме нее к нам были прикреплены несколько молодых преподавателей русского языка из Оксфордского университета. Особенно мне нравилась милая и скромная Элисон Кутс, слегка робевшая перед нами. За весь месяц нашей учебы она ни разу не заговорила на русском языке. Когда я спросила ее, почему она не пользуется моментом и не тренирует свой русский на нас, она смущенно ответила, что ей стыдно даже пробовать, потому что мы все говорим на английском языке свободно, а она говорит по-русски очень плохо. Как было приятно это слышать — вот, значит, как учат русскому языку в хваленом Оксфорде! Однако я тут же вспоминала, что русский язык, наряду с китайским, японским и арабскими языками, является одним из самых трудных языков в мире.
Постоянно с нами было еще несколько преподавателей — двое молодых безработных учителей английского языка, Элизабет Сирэкоулд и Джордж Кершоу, а также пенсионерка-преподавательница английской литературы, Мардж Клэкстон. Они проводили с нами ежедневные практические занятия. На примере этих людей мы убедились тогда, как можно помочь безработным преподавателям, предоставляя им возможность подрабатывать в различных летних языковых школах и на курсах для иностранцев. Работая с нами, они могли в то же время заниматься поиском другой работы. Например, Элизабет и Джордж, в течение этого месяца по Интернету нашли себе работу в Китае. В Оксфорде уже в 1990 году в учебном процессе широко использовались обучающие компьютерные программы, Интернет и дистанционное обучение. Специальные курсы лекций нам читали приглашенные ведущие ученые, профессора, писатели, психологи, методисты из Кембриджа и других университетов, которые хотели летом дополнительно заработать. Мы, конечно, полюбопытствовали, какая нагрузка у этих преподавателей в течение учебного года и сколько они зарабатывают. Оказалось, что преподаватель моего уровня читает не больше двух лекций и ведет не больше шести часов практических занятий в неделю. Кроме этого, он числится куратором одного, двух студентов, которые раз в неделю отчитываются перед ним о своей учебе. В остальное время он занимается научной работой в библиотеке и дома. Что касается заработков, то в начале своей карьеры оксфордский преподаватель получает от пятнадцати до двадцати пяти тысяч фунтов в год, а с моим опытом, знаниями и степенью от ста пятидесяти тысяч фунтов в год и выше. На эти деньги профессор с семьей снимает коттедж или строит свой дом, имеет минимум два автомобиля и летом ездит отдыхать на экзотические острова в Тихом океане.
Наши заработки по сравнению с этим были неприлично малы, и мы предпочитали об этом не разговаривать. А, вот нагрузка у нас была не менее тридцати часов практических занятий в неделю, то есть шесть часов в день, плюс подготовка к занятиям, научная и методическая работа. Многие еще заведовали кафедрами, руководили факультетами. Поэтому английская профессура казалась нам детьми, которые жизни не знают, а июль в Оксфорде 1990 года — волшебным сном. Особенно женщинам, потому что нам не приходилось здесь заниматься еще и домашними делами — готовкой, стиркой, уборкой, хождением за продуктами, мучительным стоянием в очередях. Да, дома мы проводили не менее двух часов в сутки в очередях за продуктами, обычно по дороге домой после работы.